– Однако ж, верно, не дороже того, что заплатили французы, когда брали Сарагосу, – возразил Рославлев.
– Я советую вам спросить об этом у сарагосских жителей, – отвечал француз, бросив гордый взгляд на Рославлева. – Впрочем, – продолжал он, – я не знаю, почему называют войною простую экзекуцию, посланную в Испанию для усмирения бунтовщиков, которых, к стыду всех просвещенных народов, английское правительство поддерживает единственно из своих торговых видов?
– Бунтовщиков! – сказал Рославлев. – Но мне кажется, что законный их государь…
– Иосиф, брат императора французов, – по крайней мере до тех пор, пока Испания не названа еще французской провинциею.
– Я не думаю, – возразил Зарецкой, – чтобы Европа согласилась признать это древнее государство французской провинциею.
– Европа! – повторил с презрительной улыбкою француз. – А знаете ли, в каком тесном кругу заключается теперь ваша Европа?.. Это небольшое местечко недалеко от Парижа; его называют Сен-Клу[12].
– Как, сударь! И вы думаете, что все европейские государи…
– Да, мы, французы, привыкли звать их всех одним общим именем: Наполеон. Это гораздо короче.
Лицо Рославлева покрылось ярким румянцем; он хотел что-то сказать, но Зарецкой предупредил его.
– Итак, вы полагаете, – сказал он французу, – что воля Наполеона должна быть законом для всей Европы?
– Этот вопрос давно уже решен, – отвечал француз.
– Однако ж если вы считаете Англию в числе европейских государств, то кажется… но, впрочем, может быть, и англичане также бунтуют? Только, я думаю, вам трудно будет послать к ним экзекуцию: для этого нужен флот, а по милости бунтовщиков англичан у вас не осталось ни одной лодки.
– Англия! – вскричал француз. – Да что такое Англия? И можно ли назвать европейским государством этот ничтожный остров, населенный торгашами? Этот христианский Алжир, который скоро не будет иметь никакого сообщения с Европою. Нет, милостивый государь! Англия не в Европе: она в Азии; но и там владычество ее скоро прекратится. Индия ждет своего освободителя, и при первом появлении французских орлов на берегах Гангеса[13] раздастся крик свободы на всем Индийском полуострове.
– Но Россия, – сказал Рославлев, – Россия, сударь?
– О! Россия, верно, не захочет ссориться с Наполеоном. Не трогая нимало вашей национальной гордости, можно сказать утвердительно, что всякая борьба России с Францией была бы совершенным безумием.
– В самом деле? – перервал Зарецкой. – Ну а если мы, на беду, сойдем с ума и вздумаем с вами поссориться?
– От всей души желаю, – сказал француз, – чтоб этого не было; но если, к несчастию, ваше правительство, ослепленное минутным фанатизмом некоторых беспокойных людей или обманутое происками британского кабинета, решится восстать против колосса Франции, то…
– Ну, сударь! Что ж тогда