Еще один визит в каникулы Саша снова нанес без Василия, Артёма и Светланы. Он навестил вдову Клауса Майера, Марту. Как и было обещано, вдову старого коммуниста вывезли в СССР вместе с невесткой – женой убитого в тридцать втором сына Клауса, Александера и четырехлетней внучкой.
Семья Майеров обитала в скромной, маленькой, но отдельной квартире из трех небольших комнат на Садовой. Саша принес в подарок конфеты, кофе «Наша марка», куклу для маленькой Марты и пару пододеяльников для старших. Но его визит был не только данью уважения к памяти героя-коммуниста, Сашка хотел ещё поговорить с Мартой по весьма важному делу…
Вечером, когда со службы в Наркомате внешней торговли вернулась Фрида Майер и все вместе сидели за столом, попивая кофе со штруделем, испеченным фрау Мартой, и принесенными Беловым конфетами, Сашка начал серьезный разговор:
– Фрау Марта, фрау Фрида, я хочу попросить вас об одном одолжении.
Две вдовы – свекровь и невестка – переглянулись, а потом старшая вежливо сказала:
– Александер, вы понимаете, что мы вам обязаны, и будем очень рады хоть чем-то отблагодарить вас.
Белов неожиданно для себя испытал нечто похожее на смущение. Эти женщины полностью доверились ему, который выглядит на пятнадцать-шестнадцать, не больше. Настоящий подросток должен высоко ценить такое доверие…
– Я хотел бы просить вас приютить у себя двух детей. Это мои близкие товарищи по детскому дому, – подумав, он добавил: – Можно считать, что это – моя семья…
– Камерад Белов, вы можете быть совершенно спокойны! – Фрида выпрямилась и вскинула вверх сжатый кулак, – Мы примем ваших братьев… или сестёр?
– Всего понемножку, – довольно улыбнулся Сашка. – Один брат и одна сестра…
Лера Кузнецова ехала в поезде. Она сидела на жесткой деревянной полке, засунув одну окоченевшую ладошку под куцее детдомовское пальтишко. Во вторую руку ей вцепился маленький Слава Бартеньев, который, несмотря на холод, не отводил взгляда от расписанного морозными узорами окна.
Лера же размышляла о превратностях своей детдомовской судьбы. Родители её умерли в Саратове, в двадцать пятом году, когда вроде не было ни голода, ни эпидемий. Угорели. И началось странствование по детским домам. Директора спихивали друг другу упрямую и задиристую девчонку, пока она, наконец, не оказалась в Весьегонском. И там у нее даже появился друг, как тогда казалось – навсегда. Хороший тихий паренек, Сашка-Немец. Но прошлой весной с ним что-то случилось: Сашка изменился до неузнаваемости. За один день такого натворил, чем раньше весь детдом за год не смог бы похвастать. И тогда же пропал. Уехал куда-то, и хотя обещал писать, так и не прислал за полгода ни одной строчки, ни одного словечка.
И вот теперь её снова куда-то переводят. Да