Судорожно продолжив лингвистический анализ бочкового мессиджа, я заключил: «Завтрак. Второй корпус».
Ага! Да у меня просто дар к редким языкам. А может трава ещё продолжает творчески стимулировать? Указаний насчёт этажа на заляпанном подсыхающей кашей бачке не было, но времени для дедукций не оставалось. В любом случае бачок ждет, скорее всего, меня. Главное теперь, чтобы хватило на всех. Пошли они со своими писульками и передачами – надо сконцентрироваться на главном. На баланде.
Если я ещё и поверку утреннюю сорву, то зол на меня будет каждый из шести контролёров смены, включая дур-машину Давлата. Не надо ничего курить, чтобы легко представить их негативную реакцию.
Бачок надо брать и ломиться бегом на второй этаж.
Опять впав в предынфарктное состояние, я начисто забыл наставление Марса о том, что бачок следует толкать, а не поднимать, и рванул семидесяти литровую посудину вверх.
В спине сразу что-то хрустнуло, а яйца резко и больно обвисли почти до самых колен. Это окончательно меня отрезвило. Кроме того мне вдруг стало насрать на мою дальнейшую судьбу. Кажется я уже понимал от чего умру. Поэтому когда меня кто окрикнул, я даже не вздрогнул.
– Эй, василий! Не усрись смотри нахер! – это был бас человека одетого поваром, но напоминающим по виду средневекового палача, эдакий заплечный оператор-гильотинист первого разряда.
– Новый что-ли?
– Ну
– Ты смотри мне, василий, баланду в обед особа не крысь, раздавай как положено. Я сам вашему старшему на жарганку тасану, голодными не оставлю, не ссыте живоглоты кишковые.
– Это Марсу что-ли?
– Марсу или сникерсу, мне отсюда и до обеда. А крысить начнете – быстро оформлю из вас сладкую парочку. Попутного ветра тебе, василий, греби уже в свой продол.
Я уже просто устал от постоянных угроз. Страшная мысль, что я не доживу до вечерней проверки оформилась в твердую уверенность. Петь и радоваться лёгкой доле баландёра давно уже не хотелось.
Как робот, на автопилоте, я раскидал баланду по всем хатам. Чувствуя вину перед обделёнными мной мужиками, я лил каши в миску до самых-самых краёв, так, что сжёг себе все пальцы. В переговоры не вступал. Пусть льют в морду хоть свинец расплавленный – мне все равно крышка.
Обоженные пальцы и неприятные невежливые слова васьков, в ответ на предложение «повременить» с почтой, были сущей мелочью по сравнению с предвкушением близкой роковой развязки. Может быть даже кровавой. Бедная моя мама получит похоронку из тюрьмы.
Стало так жалко себя, такого хорошего, не делающего никому – никому никакого зла и вечно страдающего, что я даже всхлипнул.
Сука! Житуха-сука!
Сдав пустой бачок, и низко опустив гриву, я пополз на утренний просчёт в роковую баландёрскую хату. Ждать конца оставалось недолго.