– Вот это почин! – радостно кричит боцман.
– Ход, ход давай! – приказывает капитан в машину.
Траулер накренился на вираже. Мы разворачиваемся к тому месту, откуда начали траление, чтобы повторить удачный путь. Теперь все мы уже не наблюдатели. Полно работы в рыбцехе…»
Весь этот рейс нам сопутствовала удача, но полные тралы уже не так радовали меня, как этот первый трал. Все время что-нибудь ломалось в рыбцехе, и я возился с поломанными чанами, с транспортерами, чистил мукомолку, и так пропахла моя роба рыбой и аммиаком, что я раздевался перед дверью своей каюты, а мозоли на руках у меня не сходили. Но все равно, я считал, что мне повезло, и, вычеркивая на настенном календаре очередной день, не торопил окончание рейса, хотя и длился этот рейс полгода.
Госпожа удача
Сейнеры флотилии бежали параллельными курсами. Корабельные носы вздували белые буруны. В сумерках силуэты судов расплывались, и только эти крутящиеся шары-буруны были отчетливо видны, и, казалось, летят над водой белые рыси, рвущиеся за добычей. Бег на юг кавалькады судов возглавлял сейнер капитана Ломакина. Капитан напряженно всматривался в ночь, в бегущие огоньки за кормой, и хотел верить, что бег этот не напрасен. Люди устали от проловов, ничто так не убивает, как постоянство неудач. Он знал, что если флотилию и в новом районе ждут неудачи, спросят с него. И никакие прежние заслуги не пойдут в зачет. Если окажется, что и на юге нет рыбы, заклюют. Ушли с насиженного, вдоль и поперек перепаханного района, затратили топливо, время. Кто виноват? Второй любимый вопрос после: «Что делать?» И еще одно правило – инициатива наказуема. Если это правило выполнять, можно встать на якорь и ждать у моря погоды. В награду тем, кому не терпится, бег в ночи и вторые сутки без сна. Сначала переход, потом нервное напряжение поиска.
Эхолот начал писать рыбу в пять часов утра. Флотилия резко замедлила свой бег, суда замерли, как будто наткнулись на незримую преграду. Акустик склонился к экрану локатора, придерживая бороду рукой. За штурвалом матроса-рулевого сменил старпом. Ломакин встал бы сам за штурвал. Но было много иных забот. Волосы его растрепались, куртка распахнута. Эхолот дал двойной звук, сигналы его натолкнулись на рыбьи спины, и перо самописца провело жирную черту, рядом другую, еще и еще – плотный сплошной косяк! И истошный крик старпома: «Впереди заметал!» И в крике такая обида, словно вытащили из кармана все деньги. Понять можно. Мчались первыми к столу, да ложку не успели во время вытащить. Вот тебе и госпожа удача! Кто первый в мешок, тот последний из мешка…
Прямо по курсу вспыхнули оранжевые огоньки – сигналы судна, выметывающего невод. «Где твоя хваленая реакция? Заходи на ветер!» – это окрик Ломакина.