Я опять оказался в той же комнатушке, но теперь совершенно один. День подходил уже к концу и осознание того, что эту ночь проведу в полном одиночестве укоренилось во мне и ужаснуло. Страшно было поверить в смерть тех, с кем так долго жил в одном городе, хотя никого из них не знал, но ужас потери обхватил меня с головой и утопил в себе. Опустившись на пол и схватившись за колени расплакался, вскоре вскочил и стал биться о стены, кричать, чтобы меня выпустили, но, видимо, меня никто не слышал, поэтому я успокоился и лег на ледяной пол своего нового дома, однако глаза в ту ночь не сомкнул ни разу.
4
Следующее утро все же настало, и мой страх с ним отступил. Сев я стал в иступлении смотреть на единственный лучик солнца, что так нагло врывался в сию темницу печали и радостно плясал на полу. Засмотревшись на него мне вдруг, за последние дни, стало на душе так тепло и хорошо, аж слезы навернулись на глаза, а улыбка тонкими линиями разбежалась по лицу. Через минуту я уже смеялся так, словно не было стен, которые стесняли воздух и не давали мне выйти прочь. В эти мгновения чувствовал себя свободнее, чем любой человек в мире, раб мне казалось тогда обладает большею свободою, нежели его хозяин, ведь он отдал ее сам в чужие руки. Свобода – кандалы, которые своевольно надевает на себя берущий в свою ответственность другого и, как кажется ему, обременяя его работой, но тем давая ему легкость от выбора и свободы. Господь вознамерился спасти нас и даровать нам жизнь, однако как горько Он ошибся, решив, что человек одумается, изменится и согласится нести бремя свободы. Я свободен и никто более, никто кроме меня. Мне вдруг снова стало нестерпимо смешно. Припадки смеха продолжались еще долго и сменялись агрессией, когда вставал и бил кулаком стены, которые под моими ударами понемногу обсыпались. Луч солнца так радовавший меня покинул сию комнату, даже не попрощавшись и оставив меня в полном одиночестве. Кошки стали скрести, и так грустно стало оттого, что мой верный друг покинул мою обитель. Слезы стали крупными каплями падать на холодный пол, увлажняя его. Голод стал съедать меня изнутри, высохшее горло почувствовало вкус пустыни. Заканчивался второй день моего пребывания