– Нет, – сказала Викторина, – таких, как ты, мало!
Бикет взглянул на нее и быстро опустил глаза в тарелку.
– За что ты полюбила меня?
– За то, что ты не думаешь в первую очередь о себе, вот за что.
– Думал сперва, пока с тобой не познакомился, но для тебя, Вик, я на все пойду!
– Ну, тогда съешь кусочек студня, он страшно вкусный.
Бикет покачал головой.
– Если б можно было проснуться в Центральной Австралии, – сказал он. – Но верно одно – мы проснемся опять в этой паршивой комнатенке. Ну, не беда, достану работу и заработаю!
– А мы не могли бы выиграть на скачках?
– Да ведь у меня ровным счетом сорок семь шиллингов, и если мы их проиграем, что с тобой будет? А тебе надо хорошо питаться, сама знаешь. Нет, я должен найти работу.
– Наверно, тебе дадут хорошую рекомендацию, правда?
Бикет встал и отодвинул тарелку и чашку.
– Они бы дали, но такой работы не найти – всюду переполнено.
Сказать ей правду? Ни за что на свете!
В кровати, слишком широкой для одного и слишком узкой для двоих, он лежал с нею рядом, так что ее волосы почти касались его губ, и думал, что сказать в союзе и как получить работу. И мысленно, пока тянулись часы, он сжигал свои корабли. Чтобы получить пособие по безработице, ему придется рассказать в своем профсоюзе, что случилось. К черту союз! Не станет он перед ними отчитываться! Он-то знает, почему он стащил эти книги, но никому больше дела нет, никто не поймет его переживаний, когда он видел, как она лежала обессиленная, бледная, исхудавшая. Надо самому пробиваться! А ведь безработных полтора миллиона! Ладно, у него хватит денег на две недели, а там что-нибудь подвернется – может, он рискнет монеткой-другой – и выиграет, почем знать! Вик зашевелилась во сне. «Да, – подумал он, – я бы опять это сделал…»
На следующий день, пробегав много часов, он стоял под серым облачным небом, на серой улице, перед зеркальной витриной, за которой лежала груда фруктов, снопы колосьев, самородки золота и сверкающие синие бабочки под искусственным золотым солнцем австралийской рекламы. Бикету, никогда не выезжавшему из Англии и даже редко из Лондона, казалось, что он стоит в преддверии рая. В конторе атмосфера была не такая уж лучезарная, и деньги на проезд требовались значительные, но рай стал ближе, когда ему дали проспекты, которые почти что жгли ему руки – до того они казались горячими.
Усевшись в одно кресло – иногда лучше быть худым! – они вместе просматривали эти заколдованные страницы и впивали их жар.
– По-твоему, это все правда, Тони?
– Если тут хоть на тридцать процентов правды – с меня хватит. Нам непременно надо туда попасть, во что бы то ни стало! Поцелуй меня!
И под уличный грохот трамваев и фургонов, под дребезжание оконной рамы на сухом, пронизывающем восточном ветру они укрылись в свой спасительный, освещенный