Медведица хватилась – дитяти нет, побежала по человеческому следу и догнала дедушку. Пахнет человеком, мхом, а медвежонком вроде и не пахнет. Всё равно не отстаёт от дедушки. На пути им попался жеребёнок. Медведица погналась было за жеребёнком: «Не он ли утащил детёныша?» Но не догнала – и опять за дедушкой.
Он – бежать по мостовинам, по брёвнышкам. Ими вымощена тропинка, чтобы люди не вязли в болотистом лесу.
Медведица подняла мостовину и запустила в дедушку. Ладно, он присел – перелёт. Она вторую мостовину – недолёт! Третью… Лес кончился, дедушка бежит посуху. До деревни бы успеть! До бугра, до самых домов, гнала его медведица тремя мостовинами, как колесом.
Дедушка добежал до старого склада, до веялки, и стал крутить за ручку. Трескоток пошёл, как из пулемёта. Медведица испугалась и ушла в лес. А медвежонка дедушка поселил у себя в избе и назвал Мишей.
Чугунная Голова
Первые дни Миша тосковал по матери и ел плохо. Со временем у него появился аппетит. Съест и носом в руки тычется, голос подаёт, добавки просит.
И ел всё, чем ни угостят. И хлебушко, и кашу, и картошку. Очистки даже ел. И с посудой играть любил.
Один раз чугун опростал и нахлобучил на голову. Чугун закрыл Мише глаза и с головы не слезает. Перепугался Миша, шум поднял.
Дедушка шёл с грибами из лесу, издалека почуял – неладно дома. Беда!
Миша лапами чугун с головы сдирает, а толку никакого нет.
– Миша, погоди-ка, я тебе помогу, – сказал дедушка и потянул чугун. А он не трогается, крепко засел.
Дедушка сильнее потянул – Миша заверещал дурным голосом, заколотил лапами и расцарапал хозяину руку.
– Ах ты, Голова ты Чугунная! Я к тебе с добром, а ты драться, – обиделся дедушка. – Живи как хочешь.
Миша визжал, кружился, устал и лапы кверху. Горевать сил нет. Дедушка связал ему лапы, взял зубило, молоток, расколол чугун.
– Ну что, – говорит дедушка, – Чугунная Голова, будешь ещё с посудой баловаться?
А у Миши глаза другие – смирные: видно, что настрадался, дитя лесное.
Дедушка новый чугун купил – побольше первого, чтобы таких приключений не было. А старый обколотил повыше донышка – и вот она, поилка для кур. Миша выйдет во двор, увидит её и рычит.
Издалека рычит, близко не подходит.
Угорел
Живёт медвежье дитя в избе, спит у печки под лавкой. Живёт, растёт, соображает, что к чему.
Соображение идёт где быстро, а где и туго.
Петуха боится. Непонятный он какой-то: маленький, а кричит громко и ни с того ни с сего. Как запоёт петух – Миша бегом в избу.
С дедушкиными валенками настороже. То играть с ними начнёт, то заскучает. Понять, видно, не может: как же так, ходили-ходили на ногах, а тут и ходить разучились.
А корову Миша уважает. Тёплая, большая, больше медведицы, и молоком от неё пахнет.
Заглянет он к ней в стойло и тихонько заскулит. Корова смотрит на него добрыми глазами, жуёт и будто всё понимает.
Миша успокоится, притихнет, и хорошо ему.
Дедушка говорит, что медвежонок при корове мать вспоминает.
И ещё Миша печку любил. Прижмётся к ней, зажмурится, иной раз скажет ей что-то на своём языке и не обидится, что она молчит, не отвечает.
В заморозки пропал медвежонок. Искали его по всей деревне, и всё без толку.
Дома дедушка повёл носом и говорит жене:
– Палёным пахнет.
– Паленина-то где может быть? – рассуждает жена. – Из печи всё тепло выдуло…
– Иной раз уголька хватает. Лампу неси, – распорядился дедушка.
Посветили в печи, и оттуда вылез Миша. На себя непохожий: в золе, шерсть опалённая. Ладно, что живой!
Не пройти Мише по ровному полу, даром что четыре ноги. Не держат они его, угорел.
Дедушка вынес его на крыльцо, на свежий воздух. Молоком отпаивал, как ребёнка.
Поправился медвежонок и всё около дедушки держался. Ласкался к нему, на колени залезал.
А печь не разлюбил. Спать ложился около неё, как и прежде. Только внутрь, где самый жар, больше не прятался.
Медведь и бабочка
Прилетела в комнату бабочка, яркая, как огонь.
Миша с валенком играл, увидел её и замер.
А бабочка летит и будто на лету слабеет – то поднимется, то снизится.
Миша головой за ней водит.
И вдруг села бабочка на валенок перед носом медвежонка. Он от радости зарычал.
Бабочка не испугалась, посидела и, как все бабочки, на свет полетела,