Тесть в двух словах растолковал ему, что, как только Горошко исчезнет с Илзиного горизонта, семья приложит максимум усилий, чтобы девочка забыла о нем как можно скорее. Тем более, – веско добавил мистер Вокенаар, – у них в банке есть молодые люди, которым Илзе очень нравится и, как ему, мистеру Вокенаару, кажется, она уже начала жалеть о своем скоропостижном замужестве. Вот эта последняя фраза и напугала Андрея более всего. Он слишком хорошо знал свою жену. Илзе была невероятно романтична, что, с одной стороны, позволяло ей манипулировать, читая стихи и создавая атмосферу столь любимого ей XIX столетия. С другой стороны, если Илзе увлечется кем-нибудь, она тут же расстанется с Андреем. Просто потому, что «не сможет его обманывать». И тогда наступит конец, потому что из всех членов семьи Вокенаар только Илзе относится к нему тепло, остальные либо сохраняют вооруженный нейтралитет (как теща), либо откровенно не любят (как тесть и брательник Роб). Не на шутку напуганный Андрей тут же пообещал тестю, что с завтрашнего дня возьмется за ум.
На следующий день Горошко разослал образчики своего творчества в порностудии средней руки и совсем маленькие. Через неделю пришел ответ из маленькой студии, у них была горящая вакансия оператора, и они предлагали Андрею эту вакансию занять.
Вечером, за семейным ужином, Андрей вскользь объявил о том, что поступает на работу. Илзе радовалась, тесть на словах выразил удовлетворение тем, что разговор не прошел впустую, что Андрей сделал правильные выводы, но выражение лица у него было довольно кислое, чувствовалось, что он рассчитывал на другой исход. Оставалось только набить морду братцу Робу, у Андрея были сильные подозрения, что именно Роб заложил его старшему Вокенаару. Это характеризовало брата Илзе, как конченого подонка, ведь деньги за траву он брать не забывал.
– Вот так я начал работать, – закончил свой рассказ Андрей и внимательно посмотрел на меня.
Я сидела, потрясенная услышанным. Никогда ранее мне не доводилось сталкиваться с работниками порноиндустрии. Мне всегда казалось, что там должны трудиться люди с отклонениями в психике. За Горошко же никаких отклонений не водилось, а вот, смотри-ка…
– Что молчишь? – мрачно спросил Андрей. – Осуждаешь, что ли?
Я очнулась:
– С чего ты взял?
– Да я маме рассказал, – ответил он, – сдуру и спьяну. Теперь она грозит мне материнским проклятием и отлучением от дома.
Я посочувствовала. В самом деле, только вернуться из чужой страны, где старшее поколение несколько лет выказывало тебе неприязнь (Андрей отметил, что даже после поступления на работу, отношение старшего Вокенаара не изменилось), и наткнуться на то же самое в отчем доме, – это тяжелое испытание для любого человека.
Удивило, что Андрей столкнулся с таким резким неприятием дома, потому что, насколько мне помнилось, мама Горошко была любительницей