Внутренний порок. Томас Пинчон

Тихоокеанской береговой трассе понаставили блокпостов. Старый гордитский рефлекс, он завелся вскоре после Второй мировой, когда в городок на самом деле вздумала переехать черная семья, и граждане, вняв полезному совету «Ку-клукс-клана», попросту спалили их дом дотла, а затем, словно в дело вступило некое древнее проклятье, не давали на этом пустыре больше ничего строить. Участок так и пустовал, пока его не конфисковали городские власти и не разбили на нем скверик, куда молодежь Гордита-Бич в соответствии с законами корректировки кармы вскоре стала собираться по ночам бухать, ширяться и ебстись, расстраивая скорее родителей, а не стоимость недвижимости.

      – Гля, – приветствовал Док посетителя, – как оно ничо, брат мой?

      – Вот это нахер, – ответствовал черный парняга, представившись как Тарик Халил и некоторое время вперяясь – оскорбительно в иных обстоятельствах – в афро Дока.

      – Ну. Заваливайте.

      В кабинете Дока стояла пара мягких банкеток с высокими спинками, обитых пластиком цвета фуксии, – они смотрели друг на друга через столик, покрытый формайкой приятной тропической зелени. Вообще-то они были блочной кабинкой из кофейни – Док поживился ими на ремонте где-то в Хоторне. Тарику он махнул, чтоб садился напротив. Уютно. На столике между ними валялись телефонные справочники, карандаши, каталожные карточки три на пять в ящичках и без, дорожные карты, сигаретный пепел, транзисторный радиоприемник, защепки для косяков, кофейные чашки и машинка «Оливетти Леттера 22», в которую Док, бормотнув:

      – Щас квитанцию подготовлю, – заправил лист бумаги, который, похоже, неоднократно использовали для какого-то причудливо-маниакального оригами.

      Тарик наблюдал скептически.

      – У секретарши отгул?

      – Вроде того. Но я запишу все пока тут, а перепечатают потом.

      – Ладно, в общем, мы с одним парнем на киче парились. Белый он. Арийский Братуха вообще-т. Мы с ним кое-какие дела варили, теперь оба откинулись, а он мне должен. В смысле, кучу денег. Подробнее не могу, я клятву дал не рассказывать.

      – А имя хоть можете?

      – Глен Муштард.

      Иногда лишь имя произнесут, а у тебя резонирует. Тарик говорил, как человек, у которого разбито сердце.

      – Знаете, где он теперь?

      – Только на кого работает, знаю. Он телохранитель у строителя по фамилии Волкманн.

      У Дока вдруг полегчало в голове – несомненно, от наркотиков. Из слабости он вынырнул на параноидальном приходе, но была надежда – не слишком заметном Тарику. Сделал вид, что изучает квитанцию, которую печатал.

      – Если позволите, мистер Халил, как вы услышали об этом агентстве?

      – Млат Потит.

      – Ух ты. Привет из прошлого.

      – Говорил, вы ему помогли выпутаться еще в 67-м.

      – Тогда в меня впервые стреляли. Вы с ним по гостинице знакомы?

      – Нас обоих готовить учили. Млату париться там еще, может, с годик.

      – Я помню его, когда