– Она задела гордыню Торна. Хочешь управлять ею? Найди себе домашнее животное проще и поглупее. Она без твоего участия найдет неприятностей. Зачем ты с ней связался.
Зента начал ругаться, сказал несколько фраз сразу, значит, настроение у него близко к хорошему.
– Оставим это. Решу сам, – сказал Торн, используя известную ему уловку, как продолжить разговор.
– Уже решено, – сказал Зента. – Твое участие мало, что изменит. Пусти ее туда, и ты не потеряешь свой авторитет. Хочешь себе и другим добра не пытайся управлять ею. Она опасна.
– Опасна? – переспросил Торн.
Зента ничего дважды не повторял. Торн давно не слышал от него такой длинной речи. Капитан не стал просить объяснений.
– Тогда как мне себя вести? – спросил Торн.
– Оставь ее. У нее свои степени свободы.
По выражению самого Зенты, он сам обладал большими степенями свободы, что он подразумевал под этим, говоря об Эл, Торн не знал.
Кроме Торна с Зентой общался тень—стерц, секрет их общения Торну был неизвестен. Остальное, почти тысячное население крейсера либо вообще не знало о Зенте, либо обходило отсек с его апартаментами стороной.
– Ты изучал ее. Ты посмотрел, как я просил, – сказал Торн.
– Он просил… Ты повторяешь это всякий раз, когда приходишь. Зачем тебе знать, кто она?
– Потому что в своих оценках я сомневаюсь, а в твоих – нет. Я приведу ее, может быть, вы подружитесь.
Зента молчал. Торн решил хранить молчание до тех пор, пока Зента не произнесет хоть слово или не прогонит. Постепенно Торн успокоился, и тяжесть капитанских забот упала с его плеч. Рядом с Зентой он не чувствовал себя капитаном, главным.
Торн имел колоссальное самообладание, вымуштрованное десятилетиями работы над собой. В нем видели капитана – оплот благополучия и порядка на корабле, а о его тоске по Земле знал только Зента. В своей печали по покинутой планете они были похожи. За давностью лет Торн забыл даже цвет неба на Земле, думал на другом языке и даже едва вспоминал, что он землянин, при встречах с соотечественниками. Он уже не пытался поселиться на одной из планет в Галактисе, корабль был для него и домом, и частью жизни. Он никогда не имел семьи и жил исключительно ради экипажа, таким было его поколение, воспитанное Космофлотом Земли. Для людей его склада самопожертвование было естественным движением души. О нем ходили мистические слухи: капитан никогда не болел, никогда не сомневался, никогда не был ранен и был вездесущ. Свой корабль – свой мир, он знал досконально, так же, как любого члена экипажа. Будучи человеком и не обладая всеми достоинствами своих подчиненных, тем не менее, он был для них авторитетом, как мудрый командир. Торн жил и управлял кораблем согласно единственному пункту из кодекса спасателя Галактиса: «Там, где появляется спасатель, уже не может быть непредвиденного». За сорок лет работы в Галактисе Торн не провалил ни одного задания, ни будучи рядовым, ни будучи капитаном.