На обратном пути я потеряла обручальное кольцо – из жёлтого и розового золота. И, до кучи, сломался мой жемчужный браслет. Он состоял из нескольких рядов отборных камней и являлся самым сильным талисманом, охраняющим супружеский союз. Маамун подарил его мне в день свадьбы.
Наверное, я действительно крутила кольцо на пальце и щёлкала замочком браслета во время нашего скорбного возвращения в Израиль. Там лететь совсем ничего, но дорога показалась мне бесконечной. Несмотря на кондиционеры, меня вымотала адская жара. Она навалилась на грудь, как раскалённый камень, а в глазах кипели слёзы.
Странно, ведь раньше я совсем не ощущала зной. А здесь едва не перекинулась. По свёкру я ревела куда горше, чем даже по матери, хоть и знала его недолго. Видимо, сердцем чувствовала, что этот солидный седовласый мужчина, с крупным носом и отвислой нижней губой, был моей опорой, защитой – лучше любого брата! Его смуглое, блестящее от пота лицо с выпуклыми фиолетовыми глазами я до сих не могу вспомнить без слёз.
А тогда и вообще невыносимо было сознавать, что я никогда больше не увижу Хусейна аль-Мехбади. Мой мир, едва успев сложиться, снова распался. Его осколки разлетелись – будто от страшного взрыва. Бизнес свёкра, связанный с драгоценными камнями, забрал себе его старший брат. Мой муж решил заняться разведением скота. И скорее подружился с будущими своими коллегами. Несмотря на каменные мышцы и бронебойные кулаки, внутри Маамун был слаб и склонен плыть по течению.
Больше всего муж боялся выделиться из толпы, быть не как все. Авторитет отца, конечно, перевешивал соседские сплетни. Но когда свёкра не стало, Маамун в корне пересмотрел свои взгляды на положение жены в доме. Конечно, его преображению способствовали долгие посиделки с гостями. Те зачастили в наш дом едва ли не из пустыни.
Началось с того, что муж запретил мне бывать на пляже. Потом – носить европейскую одежду. Швырнул мне галабею и хиджаб, приказал немедленно надеть. В противном случае пообещал немедленный развод. Ему, мол, стыдно, потому что жена ведёт себя как гулящая. «Ты ходи, ханум, ходи!» – орал мне, тогда ещё честной женщине, супруг, представляя меня то ли танцовщицей в ресторане, то ли проституткой на улице.
Мне не хотелось возвращаться домой, как побитой собаке, и я подчинилась. Воодушевлённый Маамун выдвинул следующее условие – перейти в ислам. Я не должна смущать подрастающего сына своим безбожием. Ссылки на слова покойного отца уже не действовали.
– Теперь я хозяин в этом доме! – орал обкурившийся