«И самое печальное, что ничего стоящего бедная старушка не продавала. – Александра следила за тем, как в окне появляются все более респектабельные районы старой застройки. – Я зря рисковала кошельком и жизнью… Хотя как сказать! Все хорошо, что хорошо кончается. Мы попили чаю, поболтали, и я благополучно вернулась в отель… Из жалости купила у нее побитый молью плюшевый коврик рыночного изготовления, который в этом же отеле и оставила. Зато обзавелась новым опытом!»
На этот раз ей предстояло жить в самом старинном и престижном районе Амстердама. Ауд Зяуд, или Старый Юг, традиционно населяли коренные жители города. Здесь, в двух шагах от Музейной площади, в нескольких минутах езды на трамвае от Лейдсеплейн и кварталов красных фонарей, царили порядок и умиротворенная тишина. Не было ни толп ошалелых туристов с красными от бессонницы глазами, ни стай сумасшедших велосипедистов, ни витрин с девушками, ожидающими клиентов. Если и встречался кофешоп, то он благонравно прятался в переулке, между кондитерским магазином и общественной прачечной, и его единственная узенькая витрина была скромно задернута занавеской. По ночам здесь было тихо. Ауд Зяуд рано ложился спать и рано просыпался. Александра была рада, что вновь увидит этот безмятежный, спокойный район на границе с великолепным парком Вондела.
Наконец автобус остановился рядом с Концертхоллом, фасадом выходящим на Музейную площадь. Александра поспешила сойти. Углубившись в переулки за Концерт-холлом, она двинулась в самое сердце района, стараясь забирать правее, чтобы выйти к парку, на границе с которым жили ее друзья.
Было всего девять часов утра. Булочные и кондитерские уже открылись, и художница, не удержавшись, заглянула в маленький магазинчик на Корнелис Шутстраат. Там она попросила чашку кофе с молоком и шоколадное пирожное. Улыбающаяся румяная девушка в черном переднике до пола вышла из-за миниатюрного прилавка и, пожелав доброго утра, поставила на столик перед Александрой ее завтрак.
За соседним столиком (всего в этом заведении помещалось два стола) пил кофе старичок с лохматой беспородной собачкой на руках. На его плечах мешком висело пальто, которое старичок, вероятно, носил в далекой юности, годах в сороковых прошлого века. Александра улыбнулась собачке и ее хозяину, те приветствовали ее в ответ: мужчина – улыбкой, собачка – оживленным мельтешением хвоста. Кофе оказался крепким, а пирожное очень свежим, еще теплым. Шоколадный крем на миг погрузил Александру в блаженную немоту и помешал сразу ответить на вопрос, который задал старичок, слышавший, как она делала заказ по-английски. Голландцы, по мнению художницы, вообще держали пальму первенства по любопытству среди европейцев. Нигде ей так часто не приходилось болтать на личные темы с незнакомыми людьми, как в Нидерландах, где это считается в порядке вещей.
– Я из России, из Москвы, – ответила она, проглотив кусок пирожного.
– Отдыхаете? –