Тип вылил на ладонь последние капли водки и вдруг злобно заголосил:
– Дожили! Шампанское продают без пробок! Советская власть, сволочь, уже на пробках экономит!
Многие лица были в крови. Мужики подходили к кострам, брали горящие головешки, прикуривали и на спор бросали в окна первых этажей. Толпы перекатывались по проспекту с места на место, разбивались о стены домов, рассыпались на бегущих, падающих, плачущих и стонущих. И над всем этим сонмищем – вздымался гул тысяч ног и несмолкаемый рёв тысяч глоток:
– Хлеба, колбасы, водки!
«Ни хрена себе разгул гласности и демократии!» – задохнулся Пустовой. – И откуда у них столько водки?»
И вслед: «А ведь тут не только урки и алкаши. Если эта лава хлынет к центру, может встать весь город. И что тогда? Война с народом? С ума сойти!»
И шагнул к толпе.
– Мужики! Расходитесь по домам!
– А ты, мля, кто такое? – качнулась в сторону полковника бандитская морда.
– Я – начальник городского УВД, народный депутат СССР. А ты?
Кто-то сзади сильно заломил руки. Пустовой услышал ликующий хриплый смех:
– Во, мля! Ты хотел мента замочить. А тут ещё и народный депутат!
Внезапно на подножке высоченного железобетонного стенда «Перестройка. Гласность. Демократия» вскочил с комсомольской выправкой паренёк, почти пацан, и чётко, словно по бумажке, зарапортовал:
– Товарищи! Водку вы уже получили. А продовольствие они прячут на площади Революции под Лениным. Там под землёй огромные секретные склады обкома на случай ядерной войны. Я сам работал в их системе – видел.
Люди! Когда в последний раз вы получали по карточкам? В каком году? А всякий вшивый секретаришка обкома дважды в месяц кроме зарплаты имеет спецпайку из трёх палок финского сервелата, банки чёрной икры, севрюги-белуги, индюшек-поросюшек – всего не перечесть! Ну, а что привозят на дом самому Литовченко, по-русски не скажешь! Голодному об этом даже слышать опасно!
Какая будет резолюция, товарищи? Верно! Пускай поделятся! А что не отдадут добром – как завещал великий Ленин! Мы не большевики. Нам эти почты-телеграфы и на хрен не нужны. Даёшь Зимний! Кто за? Единогласно! Тогда все – к обкому!
«Так вот… как оно было!» – с ужасом прошептал Пустовой и рванул руки. И только тут почувствовал, что рядом никого нет.
Глава 15
А вчера Бетя снова пообещала не завещать нам облигации трёхпроцентного займа. Жаль, но по-моему, их уже не берут. Но что ещё может не завещать единственная наследница папы-скотопромышленника!
– Ви любите меня меньше вашей кошки Машки. Я не имею, что есть. И пить, – ныла тёща-бабушка. – Когда я умру, кто будет за мной ухаживать?
Чтобы всё-таки заслужить фридманские миллионы, я из последних