Что означали эти шуточки Ховейды насчет надзора САВАКа над советским послом? Складывалось невольно впечатление, что Ховейда как бы предупреждает о возможной опасности. Пользуясь таким отношением Ховейды, я ему однажды пожаловался, что какие-то лица весьма бесцеремонно ведут себя в отношении советского посла, ходят буквально по пятам, да и напротив ворот посольства непонятно зачем торчит будка с прохладительными напитками, которых никто не пьет, зато постоянно одни и те же лица пристают к советским людям и всем другим, направляющимся в посольство. Вскоре слежка, во всяком случае видимая, прекратилась, знакомые физиономии были убраны. Но… через некоторое время появились другие.
Эта откровенность Ховейды, конечно, имела и цель – расположить советского посла, сделать беседы с ним более свободными.
Ну что ж, это обстоятельство, конечно, учитывалось нами.
Ховейда, когда был премьером, приглашал к себе иногда меня и несколько сотрудников посольства с женами пообедать, посмотреть вместе какой-нибудь советский кинофильм, отметить встречу иранского нового года – Ноуруза – в его маленьком домике в районе Ноушахра на побережье Каспийского моря, для чего он даже предоставлял небольшой самолет. Держался всегда гостеприимно, много шутил, но и использовал такие встречи для серьезной беседы по вопросам, которые удобнее было затронуть именно в непринужденной обстановке. Сам садился за руль пляжного вездехода или мотоцикла, катал гостей; на обед к нам, например, приехал с полагающейся ему большой охраной, но сам был за рулем.
Он любил подтрунивать над послами. Во время одного из приемов он отвел меня в сторону, усадил на диван и попросил рассказать, о чем была последняя беседа с шахом. Я рассказывал, Ховейда дымил своей трубкой, смеялся, чем вызывал невольные взгляды послов: беседа, сидя на приеме – что не очень-то укладывается в протокол – затягивалась. Ховейда успокоил меня: «Не волнуйтесь, пусть они все думают, что мы заключаем с вами военный пакт, а у меня просто ноги устали – хочется посидеть».
О его неизменной орхидее в петличке – свежей каждый день, как и вечной трубке во рту, – знали государственные деятели и журналисты всего мира. Это был его как бы отличительный знак. Правда, после революции ходил полуанекдотический слух, что, дескать, за этой орхидеей был скрыт микрофон, с помощью которого записывался весь разговор с собеседником, в частности с шахом, а записи того, что говорил шах, Ховейда вовремя переправил во Францию, чтобы обезопасить себя и перед своим властелином. Кто знает, может быть, отголосок правды и был в этом? Обстоятельства поспешной казни Ховейды до сих пор окончательно не известны.
Ховейда, несмотря на загруженность и нехватку времени, много читал, особенно книги, издававшиеся за границей на французском и английском языках, по вопросам социологии, дом у него был полон литературы. Когда заходил разговор о его будущем, Ховейда