Еще дальше пошел князь А.Г. Щербатов, выдвинув предложение поручить Государственному банку и Казначейству организацию промышленного кредита через специально создаваемые при региональных конторах Госбанка «учетные комитеты» – это означало бы по сути дела первый шаг на пути слияния эмиссионных функций с коммерческим кредитом. Фактически в этом он повторил идею А. Кривошеина, который, будучи министром в правительстве П.А. Столыпина, попытался наделить аналогичными функциями Земельный банк[148]. Словом, предложения такого рода – об эмиссионном финансировании развития производства – становятся все более популярны. Причем популярность эта нарастает по мере разрушения денежного хозяйства и усиления его эмиссионного характера.
Проще всего, конечно, было бы объяснить идеи такого рода экономической неграмотностью их авторов. Отчасти это, наверное, так и есть, тем более, что опыт использования эмиссионного хозяйства был в начале XX столетия еще небольшим. Однако нельзя игнорировать и тот факт, что в предложениях о формировании параллельного эмиссионного центра находят отражение два принципиально важных элемента будущей системы централизованного регулирования советской экономикой. Во-первых, это конфликт между отраслевой и финансовой организациями регулирования (более подробно он будет рассмотрен ниже в главе о взаимоотношении Госплана и Наркомфина в первой половине 1920-х годов). И, во-вторых, совмещение функций центрального банка (эмиссионного центра) и коммерческого банка, что станет неотъемлемой чертой советской хозяйственной системы.
Аналогично рассуждали тогда и экономисты социалистического направления, выводы которых отличались лишь большей решительностью и последовательностью. «Вся проблема демобилизации народного хозяйства после войны сводится, с нашей точки зрения, к дальнейшему развитию в нем тех зачатков огосударствления и муниципализации, которые создала война и которые являются еще неизбежным ее последствием», – совершенно определенно указывал