И какова была его радость, когда удавалось увидеть в уличной толпе земляка и вызвать его на разговор!
Огромному большинству русских невольников в Царьграде жилось далеко не сладко.
И, возвращаясь вечером на Псамафийскую месу, Ондрей пересказывал Ольге все, что ему удалось узнать.
За несколько месяцев Ондрей и Ольга научились говорить по-гречески. Нянька рассказывала питомцу сказки. Закрыв глаза, она гладила шелковистые волосы мальчугана, и казалось ей, что это маленький Зоря…
Стратон полюбил ласковую няню. Он звал ее мамой и требовал, чтобы она называла его сыночком. Ольга говорила мальчику:
– Твоя мама – Доминика.
Но Стратон, серьезно глядя на няньку преданными глазами, отвечал:
– Доминика – госпожа, а не мама.
И это действительно было так. Доминика, появляясь в детской, притрагивалась к щеке мальчика накрашенными губами, равнодушно справлялась о его здоровье и спешила на какой-нибудь праздник.
Прошло четыре месяца плена. Однажды Ондрей появился вечером взволнованный. Едва встретив Ольгу, старик вскричал:
– Дурак! Ох, какой я дурак!
– За что, деду, себя ругаешь? – спросила Ольга. – Али что неладное сотворил?
– Сотворил, доченька, ох, сотворил!..
Немного успокоившись, Малыга объяснил Ольге:
– Прознал я от черниговца Кутерьмы, что можно было с нашими гостями, кои сюда приезжают торговать, послать весточку на Русь.
Ольга встрепенулась, кровь прихлынула к ее бледным щекам.
– Так надо же послать, деду! – умоляюще сказала она.
– Опоздали! Голубка моя, опоздали! Все из-за меня, старого дурня! Купцы, что в Царьграде нонешний год торговали, уже домой съехали. Путь-то знаешь как далек. Придется теперь ждать следующего лета…
И они ждали в томительном нетерпении. Когда наступила весна, Ондрей по воскресным дням отпрашивался у хозяина и ходил на рынки, где, по слухам, торговали русские гости. Старик начал розыски в середине травня, хотя прекрасно понимал, что раньше половины лета караваны никак не попадут в Царьград. Но так быстрее проходило время.
Ондрею Малыге клиенты Андрокла не раз поручали сторожить лошадей, а уезжая, давали старику обол-другой.
Малыга после первого такого случая протянул хозяину медяки:
– Вот, получил за присмотр над конем. Ты возьмешь али домоправителю отдать?
Даже черствого ростовщика Андрокла тронула такая честность, и он с улыбкой сказал:
– Бери себе эту мелочь. Аргиропрат Андрокл не настолько беден, чтобы присваивать заработки своих рабов.
Обычно на эти оболы старик покупал немудреные подарки для Ольги: то ленточку для косы, то серебряную цепочку для нательного креста. Но как только было решено послать письмо на родину, Малыга стал откладывать деньги. А потом купил бумаги, баночку чернил и позвал грамотея Кутерьму, с которым свел дружбу.