Она смотрит на меня. Молчит. Всегда молчит, наверное, это все потому, что во рту ее кляп. Так ведь без него она тут же начинает кричать.
– Из разноцветных деталей, – продолжаю я, вспомнив очередное позабытое в водах памяти слово. – И начинаешь их переворачивать, раскладывать, чтобы они не лежали друг на друге.
Возле стены пробежала пища мышка. Выбежала из малюсенькой дырки за оторванным плинтусом и тут же скрылась в другой. Она часто появлялась здесь. А может, это не только она. Наверное, их тут много. И все похожи. Маленькие, серые, с черными, как две крошечные бусинки, глазами. И пищат. Пищат и грызут что-то за голыми стенами, на которых едва ли не полвека назад висели обои. Теперь одни лишь лоскуты, обрывки потемневшей и пожелтевшей бумаги.
– Начинаешь складывать их воедино. Смотришь на картинку. Прикладываешь одну деталь к другой. Не подходит. Затем находишь нужную, и она тут же становится на место. Вот так, часть за часть, деталь за деталью на полу выстраивается картинка с коробки. Понимаешь, да?
– М-м-м, – она что-то промычала.
Мне не понравилось, что я услышал. Издевается надо мной что ли, смеется? Я чувствую, как гнев закипает во мне. Чайник, который вот-вот зашипит, исторгнув из себя клубы пара. Но я пытаюсь сдержаться. Сжимаю кулаки. Смотрю в ее глаза. Темные-темные глаза, как у мышки. И мне противны они. В них отражается насмешка.
– СМЕШНО ТЕБЕ, ДА?! – Я не выдерживаю. Взрываюсь громким криком. Чувствую, как кровь внутри шумит, подобно реке. Грозной полноводной реке. Я замахиваюсь на нее рукой. Она же что-то отворачивается, пытаясь закрыться от удара. На ее глазах я замечаю слезы. Понимаю, что не должен был срываться. Она ведь не может говорить, ей мешает кляп. И не смеется она надо мной, не издевается. Она боится, очень-очень боится. И мне даже жаль становится ее. Ведь сердце мое не бетонное и не железное. Я успокаиваюсь. Сажусь обратно на стул, который шатается и скрипит подо мной.
– Прости, – говорю я ей, – я не должен был так себя вести. Мне, – я массирую голову, пытаясь прогнать последние капли гнева и вспомнить слово, – жаль, – завершаю я предложение.
Она всхлипывает. Но я вижу, что слушать дальше уже готова. Вдыхаю спертый воздух. Облизываю губы и продолжаю.
– Так вот, – говорю я, – к чему же я все это. Собираешь мозаику. Долго собираешь. День, два. Ведь картина большая. Остается чуть-чуть, и тут ты понимаешь, что детали не хватает. Начинаешь искать ее. Заглядываешь в коробку – пусто. Смотришь под кровать – пыль и паутина. Ничего.
Слышно ветер. Сквозняк завывает этажом ниже.
– Но в конечном итоге находишь ее под тумбочкой