– Наверное, ты тоже в детстве думал, что в Южной Америке живут антиподы, вверх ногами ходят, – пытаюсь шутить с Петровым, а он смотрит на меня, как барон на новые ворота. Отвык, небось, от обычных моих неуклюжих подколов, а ведь после кружки-другой их вполне можно считать смешными.
– Объясни, что имеешь в виду, – промямлил он, наконец, опустив глаза, и я понял, что не придуряется, ведь обстановка пивнушки на улице Пролетарской не официальная, никто за язык не схватит. Или поотвык от звучания русского языка?
– У них простая ключевая вода пьянит, только надо угадать фазу луны, – продолжаю наслаждаться перехваченной инициативой.
Петров онемел от моего речевого напора, и, пока молчал с отпавшей челюстью, я вроде как с укором напоминаю ему про Талую, куда он умудрился не съездить на грязи за многие северные годы. Чистюля. Многое потерял. Помню, приперлись мы в курортный поселочек с писательской бригадой открывать клуб книголюбов. 270 верст к северу от Магадана, на такси. Дня три беспрерывно пьем водку и трезвеем. Пьем и трезвеем. Я с той поры ценю именно такую трезвость, как железо, восстановленное из порошка.
И вдруг с ароматом ландыша вспомнилось, как в седьмом классе натянул авиамодельную резинку на парту и нечаянно извлек из неметаллической струны странноватый музыкальный звук, похожий на пение пьяного шмеля. Не думал, что столь простым приемом можно тронуть чье-то сердце. Разве что резиновой женщины, но таких у нас еще не бывало. Не считая упоминаемых в букваре резиновой Зины из магазина и Маши из папье-маше.
Девчонки с передней парты, как по команде, обернулись и не произнесли привычное «дурак», а лишь переглянулись и поощряюще улыбнулись, и это была первая в моей жизни женская благосклонность. А ведь звали одноклассниц Зиночкой и Машенькой.
Жаль, та детская удача не нашла развития в дальнейшей жизни! Ведь мне так и не удалось побывать в Аргентине, где дешевое мясо, поскольку коровы нагуливают его на изумрудной сладкой траве, поваляться на которой – голубая мечта не только травоядного. И ведь на отопление жилища аргентинцы не тратят ни копейки. Правда, по моим подсчетам, кондиционер обходится дороже калорифера. Зато воздух легкий и ароматный, недаром и столица в честь буэнеса (хорошего) айреса (воздуха) названа. Наверное, там, вопреки поговорке, можно надышаться перед смертью.
Петров цепенеет от изумления. Пиво течет по его рыжеватым усам. И ничего-то он не знает, в том числе, что Аргентина названа в честь аргентума, иначе говоря, серебра. И ему никак не придет на ум, с чем сравнить воздух аргентинской столицы. На свой прямой вопрос не получаю даже обтекаемого ответа: Петров молчит, как сом-рыба. И я опять перехватываю инициативу, полный ласковой