Голубые глаза Ричарда стали делаться большими и круглыми, как блюдечки, полные до краев снятого молока.
– Кристофер, милый мой мальчик, это невозможно. Предложения наших специалистов…
– Предложения, скажем так, удовлетворительные.
– Удовлетворительные?! Черт возьми, лучшие специалисты…
– Именно. Удовлетворительные. Для отвлеченных математических абстракций. А мне нужны четкие, деловые и конкретные предложения. И, что немаловажно, экономически эффективные.
– Цифры…
– Вижу. Прекрасные цифры, сложенные аккуратными столбиками, но все равно экономически неэффективные. На самом деле тебе ведь это тоже абсолютно понятно.
– Какого дьявола? Что ты вообще понимаешь под эффективностью? – спросил Ричард, искренне потрясенный.
Кит понимал под эффективностью вещь в высшей степени простую, незатейливую и незамысловатую: стопроцентный коэффициент полезного действия при нулевых затратах. Да, разумеется, такое счастье недостижимо, но вот возвышенный идеал, к которому надо стремиться.
– Послушать тебя, так нам следует взять и заменить всех наших рабочих и служащих машинами, – съязвил Торнтон.
– Вот язвишь ты напрасно, клоун ты. Я не сторонник крайностей, но заменить людей безотказными, бессловесными машинами – извечная мечта самых прогрессивных умов человечества, разве нет?
Торнтон был так ошеломлен, что не нашелся, что ответить. Кит постучал кулаком по столу.
– Эффективность! Наш девиз – эффективность! Мы должны быть эффективными, а также бодрыми и позитивными, сплотиться в едином трудовом порыве, и тогда, я уверен, для нас не останется невозможного. Не так ли, Ричард? Приму твое молчание за знак согласия. И еще. Раз уж здесь никто ни до чего не в состоянии додуматься самостоятельно, я сам все написал и подсчитал.
– Эээ… можно взглянуть?
– Да Бога ради.
Ричард забрал папку, куда Кит любовно поместил свою собственную версию Программы, и погрузился в чтение. Поначалу он сердито сопел и вздыхал, ерошил золотисто-рыжие волосы и с выражением крайнего скептицизма теребил мочку уха, где красовался бриллиант в три карата. По мере чтения он становился все тише и тише, и Кит покосился на него через стол, чтобы проверить, не уснул ли друг сердечный за столь скучным чтением.
– Иисусе Сладчайший! – воскликнул Ричард, захлопнув папку. – Это… прекрасно! Твою мать!
Кит и сам знал, что прекрасно. Он всегда и все делал прекрасно. Как же он устал. Невыносимо.
– Ты ненормальный.
– Знаю…
– Полоумный психопат, – проговорил Ричард благоговейно.
Кита нередко называли психопатом. Его вообще мало любили, зачастую откровенно ненавидели. Ибо считали, и далеко не без оснований, лютым врагом всего доброго и гуманного,