Пока Голубь рассказывает о нелегальном творчестве Пушкина, вспоминаю я сладкое волнение при созерцании кустодиевской «Красавицы». Как хотелось погладить рукой теплые, полные, мягкие бедра нежной горлянки, пухленькой жиронды, горячей губаси… Как много слов в фене для выражения эротических грез о… о тех, кого русская литпохабщина называет жженнщщиннами!! И как бабочки-очаровашечки терпят шипение этого гадючьего слова из полудохлого русского языка?
– Усек, Рыжий, что «великому и могучему» кранты! Пора ему на почетное хранение в саркофаг словаря древних слов! Это не разговорный язык, а исторический, засох он, потеряв живость, музыкальность, а главное, образность! Живет он в народе благодаря удивительной грамматике, при которой даже любой матюг, изящный как булыжник, запросто может стать существительным, глаголом, прилагательным… Потому что при гибкой, хотя и сложной, грамматике, вместо слов осталась шелуха из российских канцелярий! А по фене что ни слово – яркий портрет! Музыка! Как метки и образны слова о женщинах! Например, «хабалка». Сколько слов надо затратить, пока объяснишь, что это бойкий, практично-расчетливый бабец?! Или «фифочка» – противоположность деловой хабалке! И какой фифочке не лестно услышать, что нежна она, как «цыпа», что она «заноза», застрявшая в сердце мужчины, а в веселой компании она «зажигалка»! Не язык – комплимент!
Чувствовал Маяковский недостаток живых слов в языке и стенал: «бедна у мира слова мастерская…» или «Улица корчится безъязыкая…» Не улица, а русский язык корчится безъязыкий после академической кастрации, теряя последние слова, необходимые для плодоносности! А улица жаргонами шпарит, она по феньке ботает! И разлученный с родным дитём, шухерной русской фенькой, засыхает русский язык, старится с безобрАзно безОбразными словами, которые силком навязывают людям академические импотенты!
Как написать о чем-то красивом на таком языке, в котором ни одно существительное, не подпертое прилагательным, в строке не стоит?! Нет в русском языке слов существительных, хотя они и существуют! Без прилагательного русские существительные бестелесны, как привидения! Любое хорошее существительное запросто можно испохабить плохим прилагательным! Не язык, а игра конструктор, как хочешь, так и свинчивай. А в фене это трудно. Не может быть робкой оторвы, тощей жиронды, холодной зажигалки, застенчивой хабалки! Понимал Гумилев трагедию русского языка, пытался феней возродить его яркость, сочность, плодоносность. Жаль, ботал он по фене, как иностранец по самоучителю.
Помолчал Голубь. Улыбнулся смущенно:
– Я книгу мечтаю написать… когда-нибудь… про чесов. И фенькой!