А когда он закончил с водой и паром, очистившись до глубин, его призвали наверх, в некое подобие научного центра, устроенное ведьмами в этом здании, – и, кажется, по тому же вопросу. Верховодила здесь бывшая аристократка, взращенная в именитой и богатой семье, вдобавок получившая недурное образование (к счастью, не излечившее девицу от таланта), но по достижению совершенных лет, когда в королевстве разгулялись чистильщики, изгнанная из родительского дома, чтобы угодить в такую вот дурную компанию, затем и в Город. Теперь все звали ее Люси, хотя при ином развитии событий к этому имени пришлось бы добавлять перечень родовых поместий. Была она хорошего роста, вытянутая точно супермодель, с длинными тонкими конечностями и неожиданно пышной грудью.
Разговор проходил в кабинете, через распахнутые окна которого проникал теплый ветер и вливались солнечные лучи, уже клонившиеся к горизонтали. Люси заявилась на встречу в легком платье, больше похожем на растянутую майку, вдобавок босая, что было тут нормой, – но вид при этом имела самый деловой: все отвлекающие детали занавешены, светлые волосы скручены в тяжелый узел. Ее интеллигентному обличью подошли бы, пожалуй, очки, однако все ведьмы отличались идеальным здоровьем.
Изящно рассевшись в кресле, Люси произнесла:
– Как догадываетесь, сир, речь пойдет об Уле.
– И?
– Девочка серьезно больна…
– Ну, начинается! – заворчал Светлан. – Конечно, душой?
– Разумеется, сир. На ней заклятие, унаследованное от покойной матери. А ту наградил клочком Тьмы один негодяй, когда она сама была подростком. И вот теперь Уле вздумалось его отыскать. Собственно, этот мерзавец – ее отец.
– Девочка ищет папу, – пробормотал он.
– Уже нашла. Как раз он чуть не задавил Улю.
– Это что, у нас мелодрама вытанцовывается? – спросил Светлан. – Такая байка даже для приличной легенды не годится!..
– И тем не менее, сир, это правда. В таких вещах мы знаем толк.
– «Я страшный-страшный серый волк, я в поросятах…» И кто тут волк, а кто поросенок?
– Изначально волк, конечно же, Несторов. Но сотворенное зло ныне вернулось к нему сторицей. Пока он еще не представляет масштаба расплаты. Разбитая машина – лишь начало.
– Вообще-то я романтик по натуре, – сказал Светлан. – Но в позднее раскаяние почему-то не верю. Даже если он признает в Уле дочь – думаешь, это всколыхнет в нем хоть что-то? Не в кино, чай.
– Почему же он хотел Улю сбить?
– Да потому что подвернулась!.. Он и собаку переехал бы с той же охотой. Здоровая доля равнодушия плюс комплекс царька природы – точнее… э-э… самодура. Опять же безнаказанност