Но с работой в городе было трудно, и многие терпели.
Брейн поначалу тоже терпел, он понимал, что раз тут так принято, любое несоблюдение правил привлечет к себе внимание, а ему это было не нужно. Пару раз начальник приложил его по лицу, но когда Брейн пообтерся, стал понимать, что к чему, и в следующий раз был готов проучить мерзавца.
Он даже спровоцировал мистера Макондо, начав сбивчиво отчитываться о результатах торговли за день, а это мистера Макондо, то есть Дюндика, сразу выводило из себя.
У него краснело лицо, начинали трястись руки, а потом он бросался на провинившегося работника с кулаками.
Бросился он и на Брейна, но тот, будто испугавшись, вжал голову и подставил плечо – твердое как камень.
Мистер Макондо выбил палец и взвыл, потрясая отбитым кулаком, а затем подскочил к Брейну и попытался ударить того ногой в пах, но Брейн незаметно подставил кулак, и результат оказался еще хуже, чем с рукой. Макондо заорал, как поджаренный, и свалился на бетонный пол.
Пришлось вызвать карету «Скорой помощи», и назавтра все узнали, что у мистера Макондо – трещина.
Однако предъявить что-то Брейну он не мог – все видели, что тот даже не сопротивлялся.
Через неделю Дюндик-Макондо поправился, но на Брейна стал поглядывать с опаской, как на оголенный электропровод.
Глава 3
За окнами мелькали пригороды, фургон несся по Северному шоссе прямиком к студеному морю, где были шторма, сбивавшие с ног ветры и волны величиной с дом, однако же и рыба, и краб, и драгоценные морские водоросли, из которых выжимали очень ценные для фармацевтов препараты.
– Как тебе здесь нравится, Лео? – спросил Робби, когда они отмотали двадцать миль из положенных сорока.
– Что? – спросил Брейн, как будто задумавшись.
– Я говорю, устраивает тебя эта вся хреновина в нашей конторе? Дюндик этот шизанутый? Житье твое в сраной подсобке? Жратва поганая? У тебя ведь поганая жратва?
– Ну… так себе, – пожал плечами Брейн.
– Поганая-поганая, уж я-то знаю. Пока разрешение на проживание не получил, Макондо меня, как попугая контрабандного, хранил в холодильном блоке, представляешь?
– Но там же холодно.
– Холодно? Не то слово, чувак, просто яйца ромбиком! Но у меня была палатка класса «арктик», а еще я булыжники на обочине набирал. Притащу двадцать кэгэ в мешке, нагретых вечерним солнцем до пятидесяти Цельсия, и сваливаю у палатки. И к утру – твердый нуль, а то и все два с плюсом, представляешь, какая везуха?
– С трудом.
– А я с этим жил полгода. И знаешь, что я сделал, когда наконец получил право на проживание?
– Набил ему морду?
– Нет. Я поступил проще – спалил его тачку.
– Это поступок.
– А то!
Фургон обогнала полицейская машина.
– О, и копы тут чего-то затеяли…
– Чего затеяли? – уточнил Брейн.
– Не знаю, я еще когда за тобой ехал, заметил, что они в городе чего-то химичат. Посты, сканеры, то да се. Должно, ищут кого-то.
– Здесь криминала