Я помог Муромскому подняться с мостовой, и мы вместе с ним занесли в здание суда все еще находившуюся без чувств гимназистку.
Адвокат смерил меня благодарным взглядом и протянул руку.
– Муромский, Пётр Васильевич, – представился он, а потом поинтересовался: – Кому я обязан своим спасением?
– Коршунов, Пётр… Пётр Афанасьевич, студент юридического факультета.
Новый знакомый продолжал разглядывать меня, силясь вспомнить, встречались мы ранее или нет.
– Коршунов… Коршунов… Фамилия вроде бы знакомая… Я наверняка встречался с вашим батюшкой. Ваши глаза… Я определенно их где-то видел…
– Нет, Пётр Васильевич. Ни со мной, ни с моими родителями вам прежде не доводилось видеться.
Муромский всплеснул руками:
– Ну конечно! Ваши глаза напомнили мне икону Спасителя. Тот же взгляд. Христос с револьвером! В моем спасении проглядывает божий промысел. И все равно перед вами я в большем долгу.
А потом спохватился и ринулся в кабинет, куда унесли девочку.
– Как она?
Пострадавшая уже пришла в себя и сидела за столом с забинтованной головой. На фоне белых бинтов, прикрывших ее темные волосы, зеленые глаза казались огромными и бездонными.
– Ничего страшного, – успокоил Муромского судейский помощник. – Просто кожа на голове рассечена. Не саблей, а плетью. Она упала и ударилась головой о мостовую. Потому потеряла сознание. Но надо, чтобы доктор ее осмотрел.
– Полина, как вы себя чувствуете? Я позвоню вашей тете. Она приедет за вами и увезет домой. Или сам, когда разойдется толпа, возьму извозчика, – предложил адвокат.
За нее ответил внезапно появившийся в дверях гимназист Григорий:
– Не волнуйтесь, Пётр Васильевич. Я уже позвонил маме и рассказал о случившемся. Она скоро подъедет за нами.
А после пожал мне руку.
– Григорий Андреев, – представился он. – Вы спасли мою кузину.
Я тоже назвался.
Муромский представил меня девочке.
– Вот, Полина, этому молодому человеку мы с вами обязаны жизнью. Не приди он на помощь, ушибами и царапинами мы бы не отделались. Пётр Коршунов. А это Полина Игнатова.
Я вежливо, даже несколько чопорно поклонился ей. Она по-детски непосредственно рассмеялась, а потом вспомнила о приличии и улыбнулась,