– Три пули из меня вытащили, но теперь все в порядке… До свадьбы заживет, – улыбнулся чекист.
– В газетах писали…
– Врут! – отрезал Владимиров. – Вот только контузия…
– Позвольте вас осмотреть.
– Не стоит… Со мной все в порядке, – он натянул на голову мичманку с кровавой атласной ленточкой, пришитой к тулье. – Мы с товарищем Дзержинским очень надеемся на положительный результат. Вы понимаете, товарищ Бехтерев?
– Конечно-конечно, – профессор оправил полы халата, – передайте Феликсу Эдмундовичу, мы очень стараемся.
– Хорошо, Владимир Михайлович, – сказал Владимиров и добавил: – У меня тут обстоятельства возникли… Так что даже не знаю, когда смогу вас снова навестить…
– Понимаю, – Бехтерев бросил быстрый взгляд на мичманскую форму Константина. – Работа есть работа…
– Вот за что я вас, генерал, уважаю, – Константин Константинович внимательно посмотрел профессору в глаза, но тот взгляд выдержал. – За то, что вы очень понятливый человек.
– Что же, – Бехтерев встал из-за стола и протянул Владимирову руку. – Не смею вас задерживать. А меня пациенты ждут.
Константин поспешно вскочил со своего стула, пожал протянутую руку и решительно зашагал из кабинета, но вдруг остановился, обернулся и посмотрел на доктора, словно побитый щенок:
– Владимир Михайлович, ради бога… Ежели со мной что… Вы уж приглядите за ней…
– Хорошо, Костя. Не беспокойтесь.
Владимиров вышел из здания Института мозга, прошел через маленький аккуратный садик, выбрался на Миллионную улицу и зашагал в сторону бывшего Марсова поля, а ныне площади Жертв революции.
«Лев! Сущий лев», – подумал Владимиров о Бехтереве. – «Он ее не оставит…»
Но тут его размышления прервал резкий звук выстрела, и совсем рядом в дерево ударила пуля.
«Опять!»
И Костя рванул что было мочи.
Прежде чем он бегом пересек открытое поле и добежал до Летнего сада, еще один выстрел заставил втянуть голову в плечи. Он сайгаком метнулся в сторону, и пуля только смачно чавкнула, врезаясь в столб решетки. Костя обернулся и заметил стрелявших. Их было двое. Один в черной кожанке и автомобильном картузе, другой – в короткой кавалерийской тужурке и белой засаленной «спортсменке». Тот, что в картузе, припал на колено и стал выцеливать Владимирова из маузера.
«Нет! Шалишь!» – Костя бросился вдоль набережной Мойки.
Возле моста через Лебединую канавку были люди, но это не смутило убийц. Два сухих хлопка, и народ бросился врассыпную. Это помогло Владимирову благополучно пересечь мост и припустить вдоль решетки Летнего сада в сторону Фонтанки.
Уже на Пантелеймоновской он понял, что погоня отстала, но страх заставлял его бежать дальше. На бегу он пару раз пытался свернуть во дворы, но проходы были наглухо закрыты, и Владимиров, ругая всех и вся, мчался вперед, стараясь как можно дальше