Заур же находился уже третий день в беспокойной палате, самом большом помещении первого мужского отделения, где на щелястом деревянном полу, у широких окон, густо затянутых решётками, стояло впритык тридцать железных привинченных к полу кроватей. Бельё на них выдержало не одно уже «списание», т.е. давно уже истекла его годность, но что поделаешь! В палате не разрешалось курить, но табачный дым реял в воздухе, сгущаясь до голубоватого тумана в дальнем конце палаты. Под наблюдением могучей нянечки тридцать больных, не вышедших из психоза, ходили, стояли, лежали и сидели, вслушиваясь в свои «голоса», предаваясь своим болезненным переживаниям. Здесь, в этой палате, было основное поле деятельности психиатров. Здесь каждое утро во время обхода появлялась заведующая Виктория Леопольдовна, красивая, хотя и немолодая женщина с богатым прошлым и безбедным настоящим. Проницательным психиатрическим взглядом окидывала она каждого больного и по выражению лица, глаз, по движениям больного уже знала, кому стало хуже, с кем надо побеседовать, прибавить дозу, а кто на пути к выходу из острого состояния. Пусть больной прикидывается здоровым, отрицает у себя «голоса», отвергает недавно высказанные бредовые свои идеи – её не проведёшь.
– Ну, что, Заур, голосов меньше стало?
– Вообще никаких нет, доктор.
После обхода Виктория Леопольдовна с другим врачом отделения, своей ровесницей и подругой Розой Марковной вернулась в ординаторскую. Из-за тесноты у заведующей не было своего отдельного кабинета, но обе – Вика и Роза – отлично уживались и понимали друг друга. Стоял здесь и третий стол для третьего врача – вчерашней студентки Фани. Имея маленького ребёнка, Фаня работала через день и ни в чем не могла тягаться с Викторией и Розой – за исключением расположения шефа Мамули. Шефом с ласкательным именем Мамуля и был профессор кафедры Мамед Мамедович.
Виктория Леопольдовна и Роза Марковна сели за маленькое утреннее чаепитие, а точнее, за маленькую ежедневную пятиминутку для себя. Явилась старшая сестра отделения пожилая Вера Ивановна, а попросту Вера с журналом назначений, а вслед за ней санитарка Соня с кипящим чайником и салфеткой.
– Соня, ты мне купи пачку молока, творог и спроси в рыбном у Сабира, он мне икру обещал. Вот деньги.
– Да, Виктория Леопольдовна.
– А мне пучок кинзы принеси, возьми вот мелочь.
– Да ну вас, Роза Марковна, принесу, потом разберёмся, – отвечала Соня, расстилая яркую большую салфетку и расставляя на ней чашки, тарелочки и пепельницу (обе подруги курили).
Виктория начала диктовать Вере назначения, которые Вера тут же заносила в журнал. Вера Ивановна была местная, жила прямо напротив больничных ворот, и проработала она в больнице лет пятьдесят, начав чуть ли не до войны санитаркой.