вернее, у накатывавшейся морской воды под теплым, но негреющим солнцем, пока оно не зашло, а бассейн не иссох от последней влаги. Захватив ужин, который уже опять измененно им с Пакетти вместе для установления дружественных отношений приготовила Марселина, решил пойти поужинать вместе с ним. Минуту спустя она нашла бутылочку вкуснейшей наливки, которую до этого пробовала и, желая доставить приятное мужчинам, пошла отнести им. Когда она пришла – потасовка между ними у разваленного сарайчика со стогом была в самом разгаре. Это в общем-то начал первый Амендралехо своими грубыми дозывами, не щадя затаенное самочувствие прячущегося, и затем начав пинать утлую надстройку до того, что она покосилась, а затем съехала вниз, сняв верхушку покрываемого стога, которая по-видимому даже вместе с Пакетти и завалилась… Амендралехо и сам не понял зачем он пнул по жерди в последний раз, когда перед тем почувствовал, что она начинает заваливаться, и пнул от чего-то еще яростнее. Несмотря на полный разгром, чтобы не подавать виду Амендралехо вдобавок в том же тоне крикнул, применяя те же обидные слова: и вылазь, и не нужно больше прятаться, и жрать. Понятно, Пакетти обозлился на этакую бесцеремонность и даже грубость, хотя и ему, даже несмотря на то, что он подумал над ним жестоко надсмеялись, не могло быть никакого прощения: так внезапно выскочить и налететь на человека, принесшего ему еду с толстоватой жердиной, и не дав ему опомниться, начать бить – это не лезло ни в какие рамки представлений о Пакетти, почему Амендралехо и не успел ничего понять, благо еще первый удар пришелся ему в поднос, а против второго он успел сообразить закрыться подносом. Амендралехо ему явно представлялся теперь злым соперником, который отводил от него Марселину и сейчас издевался над ним.
Конечно, нужно было бить, не слушая никакие отговорки. И неизвестно сколько бы это продлилось и чем закончилось, если бы не пришла Марселина и своим криком не остановила бы Пакетти.
Тот, увидев ее, окончательно уверовал в то, о чем ни Амендралехо, ни Марселина даже не догадывались, приняв произошедшее за буйный нрав и то, что Пакетти разрушили этот сарай.
– Ух ты, какой злющий! – удивленно проговорил Амендралехо, как ни в чем не бывало.
– Ну, так тебе и надо, что домик твой развалился.
Он был бесподобен в своем роде и Марселина импонирующее улыбнулась ему.
* * * День следующий выдался с самого утра пасмурным и преддождливым. Лежа в постели ему даже не хотелось вставать, хоть и очень неловко себя чувствовал на узкой постели под одеялом среди стеллажей книг. Они были высоки, темны и зажимали кабинет до вида узкого коридора, кончавшегося к счастью дверью. Потому что, если бы двери не было, дальше бы шла библиотечная зала, заглядывавшая бы сюда не стеллажом, а книжным хребтом до самого потолка, отчего бы ночевавшему внизу было бы абсолютно неуютно от этого и от единения с захожим местом.
…Но нужно было вставать и убираться отсюда, и из библиотеки вообще, неровен час – сюда
