Через несколько недель это безобразие закончилось и наши встречи возобновились.
Днем в монастыре я задумчиво глядела на картину Джакомо Пальмы[2] «Мадонна с младенцем», с радостью отмечая, насколько я симпатичнее этой поникшей женщины с вытянутым лицом. А ее ребенок – непоседливое маленькое чудовище с толстыми губами. Совсем другое дело – милый барельеф на арке над входом в монастырь, изображающий Марию и Иисуса. Мадонна Беллини[3] всегда казалась мне очень красивой, совсем как я, и к тому же ей шел голубой цвет. Наш сын был бы похож на юного Христа Беллини, изящного и симпатичного, которого я всегда одевала бы в лучшую одежду и вырастила бы из него настоящего джентльмена. Однако я не собиралась больше рожать. Мои опытные сестры в монастыре Святого Захарии к тому времени уже объяснили мне некоторые неприятные факты, которыми в свое время пренебрегла мать. Я не собиралась повторять ее ошибок.
Ни на одном из полотен не было женщин с фигурой, оплывшей от поздней беременности. Потому без всякой радости я ожидала этого. Хуже того, я представила, что из-за этого мой любимый начнет относиться ко мне с отеческой заботой, его страсть потухнет, он больше не будет стремиться доставить мне наслаждение. Из-за моей округлившейся фигуры ему было бы сложнее увезти меня из Венеции.
Однако этого так и не случилось. Полагаю, можно не говорить, что к тому времени, как у меня вырос живот, его уже и след простыл.
Где-то на четвертом месяце нашего знакомства он от меня устал.
Я очень долго размышляла, искала причину изменений, происшедших в нем, не желая признать горькую правду.
Страх потерять молодость, став отцом? Страх потерять свободу, женившись на мне? Когда я впервые увидела, как он рассматривает мой увеличившийся живот, я не смогла ничего прочитать в его глазах.
Была еще одна причина. Сейчас уже нет смысла ее скрывать.
Понимаете, мы ругались. Это были не просто жаркие перепалки любовников, но нечто худшее. Как будто бы дьявол, засевший в нем, и такой же дьявол, засевший во мне, тоже были влюблены друг в друга. У меня случались ссоры с другими девочками в монастыре, с родителями, которые упекли меня туда, но перепалки с ним имели абсолютно другой характер.
И не важно, что было причиной ссоры. Пугала она сама.
Я обнаружила это, когда мы поругались в первый раз. Я помню, что он высмеивал меня. Мне было очень обидно, поскольку никто никогда прежде так не говорил со мной. Он назвал меня глупой. Он смеялся надо мной, называл безмозглой коровой, наивной дурехой.
Потом в комнате воцарилась вязкая тишина. Мы хмуро