Но с собой я, конечно, не вожу оружия. Тем более в Бостон. Мне пришлось бы объяснять полицейским, зачем я взял ружье или пистолет с собой. К тому же в аэропорт меня могли с ним не пустить. И в мой план не входит перестрелка на шоссе.
Костя не знает, в какое положение он поставил меня своим приездом. Как безумно я хотел его видеть, как хотел его обнять. Но когда он наконец позвонил, чтобы сообщить о своем приезде, я почувствовал, что меня толкают в глубокую пропасть. Но ничего ему не сказал. Про себя я даже подумал, что это тоже испытание. Испытание и для него, и для меня. В конце концов, он должен будет узнать обо мне всю правду, и уже сам решить, как ему поступить.
– Мне всегда хотелось тебя увидеть, – немного мрачно говорю я своему сыну. – Больше всего на свете я хотел оказаться рядом с тобой. Но обстоятельства складывались таким образом, что я не мог вернуться в Россию. Не мог. Ты должен меня понять. Ты помнишь, как тебя украли?
– Смутно, – Костя улыбается. – Кажется, меня куда-то увезли, а потом привезли. Ничего особенного не помню.
– И хорошо, что не помнишь, – говорю я ему, наблюдая за «Линкольном». – Тогда меня чуть не убили. Мне пришлось согласиться на обмен. Предложить себя вместо тебя.
– Как тебе удалось спастись? – деловито интересуется Костя.
– Я убежал от них. – Не нужно рассказывать ему, каким именно образом я спасся. Пусть он не знает, что за его спасение я заплатил жизнями троих преследователей. Пусть он этого никогда не узнает.
– Странно, – говорит Костя, – они ведь могли снова меня забрать. Почему они этого не сделали?
– Они решили, что я погиб, – пытаюсь объяснить я ему, когда в разговор вмешивается Саша.
– Ты мне никогда этого не рассказывал, – говорит она с сильным английским акцентом.
– Это неинтересно. – Я совсем забыл, что подобные темы не для детей. Этот проклятый «Линкольн» выводит меня из состояния равновесия.
Саша обиженно умолкает. Костя чуть насмешливо фыркает и неожиданно спрашивает меня:
– И почему ты теперь Алекс Келлер? Что за фамилия? Откуда она у тебя? Ты стал евреем?
– Это немецкая фамилия моей второй жены. Евреем я не стал, хотя отношусь к ним с большим уважением. Здесь, в Америке, их очень ценят за ум и предприимчивость.
– У нас тоже ценят, – хмыкает Костя, – все банки, газеты и телевидение в руках евреев.
– Хочу тебя сразу предупредить, – я стараюсь не говорить менторским тоном, чтобы мои слова не выглядели назидательными, но некоторые основные правила поведения в Америке он должен понять, – здесь не принято говорить такие вещи. Не принято кого-либо оскорблять из-за национальной принадлежности. Все, что ты мог себе позволить там, здесь нельзя говорить ни в коем случае. Среди слушающих тебя может оказаться человек, понимающий русский язык. И ни в коем случае не говори