Не умея торговаться, я бессильно и глупо повторил: «Что так дорого?»
– Дешевле не могу, – ответил продавец. – Он себя собакой считает. Добрый и честный. Только не лает… Да и не могу дешевле, жена приказала… Жадность ее душит, а мне деваться некуда, выгонит она нас с Инкой и щенками, куда я пойду, а так хоть отдам в хорошие руки… Вы не подумайте, кому не попадя его не отдам… Нет, не отдам… А вам – отдам, вы вроде нормальный. А то психов развелось вокруг, собак убивают, шапки из них делают. Только дешевле не могу…
Я забыл, что в мире есть логика, правила, порядок, что время тяжелое, и вообще я приехал просто посмотреть, а не покупать. Все это испарилось из сознания. Я видел только золотые глаза, которые поглядывали на меня довольно нагло, как бы между делом изучения окрестностей.
Оставалось только одно: я вынул четыре фиолетовые бумажки и признался, что больше у меня нет. Копейки на трамвай – не в счет. Мужчина покосился на деньги, явил презрение к ним и согласился. Проданного можно было забирать из корзинки. Братья его с тревогой следили, куда забирают родственника. Приемная мать-колли изготовилась биться за приемыша, привстала на лапы. Хозяин одернул ее, хотя и сам был не рад. Кажется, проклинал себя за слабость и совершенное преступление.
Я взял из корзины пушистое теплое тело и прижал к себе. Меня окатила волна счастья и покоя, какую не купишь за все деньги мира. Это маленькое существо было лучше всех рублей, долларов, немецких марок и даже швейцарских франков. Пропади они пропадом, эти деньги, как-нибудь проживем, с голоду не помрем.
Рыжий комочек задрал на меня нос и еле заметно кивнул. Неужели читает мои мысли?
– У него есть имя? – спросил я.
– Зовите как хотите, мелкий еще, привыкнет, – сказал мужчина.
Этого было достаточно: я знал все, что мне было нужно.
В трамвае оказалось пусто. Я уселся за заднее сиденье. Вагон переваливался по рельсам, за окном тек серый, неумытый город. Покупка расположилась у меня на коленях. Отходя как от дурмана или гипноза, я потихоньку возвращался в сознание. Стал обдумывать, что натворил, и не находил себе прощения. В биографию я вписал множество глупостей, больших и малых, но эта, кажется, превосходила все мои достижения. Что-то совершенно невероятное. «Стук-турук-дурак-ты», – соглашался трамвай.
На остановке в вагон влезла милая старушка с обширным пакетом, села напротив. Того, кто мирно располагался у меня на коленях, она наградила вежливой улыбкой.
– Какой у вас котик симпатичный, – сказала она. – Молодой еще, но воспитанный, интеллигентный, настоящий ленинградский кот, это сразу видно… Большой молодец… Чудесный экземпляр.
Я хотел было предложить старушке обрести этот чудесный экземпляр хоть за пятьдесят рублей, хоть за четвертной, да хоть за десятку, но дальше мысли дело не пошло. Язык отказался