Дальнейшие переживания куда менее интересны. Непродолжительный, но бурный загул по случаю «выздоровления». Пробуждение в постели с подружкой, веселое удивление, приступ вполне понятного энтузиазма. Открытие новых возможностей. Три непродолжительных, но приятных романа с красивыми барышнями – очень удобно, когда требуется спокойно, без суеты и надрыва дождаться прекрасного принца, без которого, как ни крути, не жизнь. А вот с ним, надо понимать, жизнь. Логически рассуждая.
«Жизнь» – это вот что. Жизнь – это у нас несколько тысяч качественных, добротных оргазмов и примерно столько же нервных срывов, тягостных для окружающих, но вполне сладостных для исполнительницы; несколько сотен умопомрачительных обновок, несколько десятков путешествий, пара-тройка вялых попыток вспомнить былые умения и устроиться на работу – с самого начала было понятно, что они обречены на провал и, в общем, никому не нужны, но… Но.
В любом случае с работой ничего не вышло. Принц был против, будущие начальники не то чтобы в восторге, да и сама не слишком-то хотела. Чего действительно хотела, так это отвлечься от дикого, неконтролируемого, непреодолимого страха смерти. Путешествия, нервные срывы, наряды и даже любовь с ним не справлялись. С каждым оргазмом ужас становился все сильнее, но это понимал лишь я; женщина с черешневыми очами так глубоко в себе не копалась. И вообще не копалась. Не так уж интересен человек, чтобы рыться в человеческих заморочках с утра до ночи, тем более, в собственных, – примерно так она думала.
Умница, маленькая моя.
«Маленькая моя», – это словосочетание мне доводилось слышать чаще прочих. И еще: «сладкая моя». Жизнь вышла такая же: вполне сладкая и не сказать чтобы большая. К тридцати семи годам тело вдруг решило, что с него хватит, и изготовилось умереть.
Я не стал докапываться до причин, не дождался диагноза, спешно ретировался, как только почуял, чем тут пахнет. Это поначалу мы все смакуем переживания умирающих, словно бы чужой опыт может оказаться для нас своего рода прививкой от смерти. Глупости, конечно. Не бывает таких прививок. Сильно жирно, надо понимать. Считается, что мы перебьемся.
Правильно в общем считается.
Я расплатился, накинул куртку, вышел из кафе. Пока я завтракал и снимал сливки с чужих судеб, машина остыла, но не фатально. Мерзнуть в салоне, ждать, пока прогреется, не обязательно. Вот и славно: дел у меня сегодня как никогда. Я уж отвык от такого ритма. Привыкать заново не имеет смысла: сегодняшний день – исключение из правила, пусть таковым и остается.
Правило это, не мною, понятно, придумано, но усвоено почти с восторгом. У накха не может быть собственной жизни, – примерно так я это для себя формулирую. Это не табу, нарушив которое ослушник лишится чего-нибудь