Мытарь ответил вопросом на вопрос.
– Ваше социальное положение?
– Я не понял!
– А также основные источники дохода? – бодрым голосом начал собеседование. – Ваша должность?
– Гауляйтер!
– Что? Простите, что?
– Что слышал, отец! – сказал Нерон и отвёл невинные поросячьи зенки в сторону.
– Давайте серьёзно, товарищ! Давайте серьёзно! – попытался призвать к порядку нахала строгий переписчик и вспотел – на стене, куда он сейчас взглянул, висела картина, какой не было ещё минуту назад и на ней была изображена дебелая голая баба, которая ему подмигивала блудливым глазом. Он стал тереть глаза пальцами, а когда открыл глаза снова, не было и намёка на скабрёзную картину, а висел парадный портрет усатого немецкого вождя с проницательным и наглым взором. Руки в боки! Весь – порыв!
Бидонов протёр глаза и вздохнул с облегчением – стена была пуста.
Стараясь больше не глядеть на это место, мытарь Бидонов продолжил допрос. Нерон отвечал ему.
– Ну ладно, колюсь перед такой настойчивостью и поистине детской любознательностью. Итак, перед вами Бывший император Рима, Нерон Первый Божественный, что, правда не все признают из-за постоянных наветов и клеветы моих завистников, Цезарь! Прошу любить и жаловать!
«Псих! Во, попал! Где баллончик? Свистеть в свисток, если что!» – подумал переписчик, а по совместительству добровольный осведомитель известных всем органов Никита Ильич Бидонов, припоминая рекомендации, данные ему в переписной комиссии.
– Ну, так я вас не и держу вовсе! – наконец сказал внезапно посерьёзневший диверсант, а по совместительству император, гауляйтер и фашист – Гай Юлий Нерон.
Пугливо взглянув на стену, Никита снова узрел там портрет, только другой, но так же в упор взирающий на зрителя пронзительными глазами.
Бледный, с начавшими разбегаться мыслями, Никита стал раскланиваться и говорить нечто вроде комплиментов мерзкому фашисту-гауляйтеру, мол, какая хорошая квартира и т. д.
– Да! – сказал Нерон, – жаль, не моя!
– Как не ваша? – опешил переписчик, а сам подумал: «Сейчас же, быстро в будку, звонить… Ананию Петровичу… трезвонить, будоражить, будировать, мать вашу!
– Не моя, и всё тут! Квартира занята силой, хозяин выселен и пребывает теперь на свалке, где собирает медные провода и бросовый алюминиевый лом! Бомжует, между нами говоря! Это по секрету, только вам! И не надо никому звонить, мил-челаэк! – вдруг примирительно