– Тебя подробно выспросили обо всем важном, а позже тихо и без огласки предназначили в рыбий корм, – голос Шрома обрел былую звучность. – Надеюсь, нового выродера за полгода не наняли. Занялись мною, да…
Выр доел печень и погладил пальцами плечо Малька. Парнишка заулыбался, придвинулся спиной к самому боку выра.
– Дядька Шром, ты не обижайся, я спрошу, ладно? Почему выры так пахнут гнилью? Ну, не особо это приятно для людей, и название опять же прилепилось гадкое… – Малек глянул жалобно. – Я думал, панцирь слизистый от гнили. Много глупого думал.
– Мы любим сырую рыбу, да, – предположил выр, от замешательства почти пряча глаза на втянутых стеблях. – Привыкли жить в соленой воде, которая нас моет. В погружении иначе все с запахами, а на воздухе… мы не учли суши и устройства городов, да. Есть особенности в жизни на берегу. Беда еще в том, – выр виновато шевельнул ворсом у губ, – что мы любим несвежую рыбу. Особенно с зеленой таггой. На чем настаивают таггу черную, тебе лучше и не знать, да. Говори дальше, я слушаю тебя. Видишь: уши свои сухопутные раздул, мне интересно и я не сержусь.
– Если бы ты умывался и полоскал рот, – глядеть на багрового от неловкости Малька было смешно и интересно. – Ну, я вот так смекнул, ты не серчай.
– И часто полоскать? – насторожился выр.
– После еды.
– Всего лишь запах, да… Примерно так и начинаются недомолвки, – предположил выр, поводя хвостом и вытягивая стебли глаз. – Не будь Малька, я бы за всю жизнь не узнал, что вас вынуждает отстраняться от меня на два-три шага. К ночи я заподозрил бы угрозу сговора и даже опасность нападения. Прождал подлости до утра. Без отдыха остался бы, да… Сопоставил слова и дела, додумал несуществующее и утром напал бы сам. Трудно жить молча, без понимания. Ты молодец, Малек, да. Я устал, у меня болит все тело так сильно, словно панцирь изнутри засыпан песком. Я хочу отдыха и снов, сладких снов об утраченных глубинах… Но сначала мы найдем моего брата. Идем умываться. Нырнем несколько раз и позовем его, пока волна невысокая. Покрутимся у берега. Согласен?
– Я ныркий, – гордо напомнил Малек. – Твой брат людей как – крепко не любит?
– Мой брат… не знаю, – задумался Шром. – Спросим при встрече. Он уже в годах, мы к такому возрасту или протухаем до окончательной мерзости, или становимся мудры. Я не готов превозносить свой род. Есть и гнильцы, и твердые ары, глубинные.
– Выры, –