В эту ночь Стимсу почему-то спать не хотелось, он вышел на улицу, сел на складной стул и стал смотреть в небо, и тут он услышал принесенные эхом хлопки выстрелов, и нехорошее предчувствие кольнуло его в сердце.
Джип летел в темноту, разрезая фарами ночную мглу, чутье подсказывало: ехать надо на поляну Подкидыша. Через четверть часа он уже был у поляны – недалеко от лесной дороги лежал обезглавленный труп оленя. Стимс подъехал к нему поближе, осветив все вокруг ярким светом фар, вышел из машины и замер: перед ним лежало то, что осталось от друга. «Глупенький, он принял их за солнце». Рядом с дорогой Стимс увидел какой-то блестящий предмет. Это оказалась глянцевая визитная карточка некоего Эда Хардсона, а рядом лежал носовой платок, мокрый от крови.
Эд был счастлив: этой ночью он осуществил свою мечту, он чувствовал себя просто суперменом. Ночь, выстрелы, кровь! Неуемная дрожь возбуждения была даже сильнее, чем оргазм, и потом расслабление – вот это жизнь! Напротив его стола над дверью было свободное от картин место. «Вот тут я и повешу свой первый трофей, – решил он».
В дверь тихонько постучала секретарша:
– Мистер Хардсон, к вам какой-то мистер Стимс, у него ваша визитка.
Эд удивленно приподнял брови:
– Ну, пусть войдет.
Стимс вошел в кабинет, закрыл за собой дверь и подошел прямо к столу. Он ожидал увидеть какого-то мастодонта из груды мышц, олицетворяющего само насилие, но перед ним сидело просто ничтожество. Стимс достал револьвер и приставил дуло к его голове. Хардсон хотел закричать, но вместо этого из его глотки вырвались неопределенные звуки, что-то среднее между мычанием и воем, ужас сковал все его члены, он понял, что сейчас умрет. Собрав остатки воли, он прошептал:
– Кто вы?
– Не бойтесь, мистер Хардсон, я просто охотник, у меня жажда крови.
А через минуту с кожаного кресла на паркет потекла тонкая струйка, но, правда, не крови – виной этому были слабый мочевой пузырь или страх.
Стимс вышел из тюрьмы через два года и сразу уехал куда глаза глядят.
Капитан
Яхты из красного дерева нынче большая редкость, поэтому Леон ее берег как родную. Каждая весна у него обычно начиналась с подготовки к летнему сезону. На яхте со странным названием «Курса» все приводилось в идеальное состояние, старенький, слабосильный моторчик «вольво-пента», уже давно отслуживший свой ресурс, полностью перебирался и опять тарахтел как новенький,