– Как это?.. – вытаращили глаза чародей и конунг.
Иванушка же, знакомый не понаслышке с умениями и навыками своей супруги, способной отправить в лечебницу с острейшим воспалением комплекса неполноценности самого шатт-аль-шейхского вора, заподозрил неладное.
– Сеня?.. – нерешительно проговорил он.
– Я переложила ему в кошелек свои камушки, а деньги вернула тому, кому они больше всего были нужны, – вызывающе глянула ему в глаза царевна. – Но если ты считаешь, что всякие дармоеды имеют право драть три шкуры за то, чтобы честные люди ходили по их дорогам, сидели на их камнях и дышали их воздухом, то иди и верни им. На!
И она протянула ему печально звякнувший кошель.
Рука Ивана потянулась к деньгам, зависла и…
– Ага, то, что надо! – радостно вырвалось из уст чародея, а палец сам по себе ткнул в строгую черно-желтую вывеску дома слева, двухэтажного, беленого, с фасадом, перекрещенным черными балками, с гордой надписью на жестяной табличке «Ул. Бруно Багинотского». – Знахарь Хайнрик! Мази и заговоры для кавалеров, завершающих дальний путь верхом, охромевших лошадей, беременных женщ…
Взгляд его упал на отряга.
Весь его вид говорил о том, что он скорее признается, что он – беременная женщина, чем сообщит товарищам по оружию, что нуждается в помощи знахаря Хайнрика.
Или любого иного знахаря, травника или шептуна Белого Света.
– Парень, какого лешего!.. – от всей души, сердца и прочей анатомии возмутился маг-хранитель.
Иванушка взял из рук Сеньки кошелек и протянул его Адалету.
– Мой опыт общения с лошадьми подсказывает, что… – теперь уже лукоморец нечаянно встретился глазами с Олафом, и продолжение предложения тут же вылетело[6] из головы царевича. – Что… что… это… ну…
– Ваня хочет сказать, что к вечеру, судя по всем признакам, ваши кони могут захромать, – ловко подхватила выпавшее знамя из рук супруга царевна. – Поэтому ему кажется, что было бы разумным посетить знахаря Хайнрика и купить у него какое-нибудь снадобье… для копыт ваших иноходцев.
Над маленьким отрядом повисло напряженное молчание.
Нарушенное конунгом.
– Я… в своем карраке… был бы уверен как в самом себе… Но… Мьёлнир этих коней знает… что с ними к вечеру может случиться… Так что… наверное… это… х-хорошая… м-мысль… С-серафима… – через силу выдавил Олаф, сжимая луку седла своего престарелого двигателя телег так, будто намеревался раздавить ее.
Намеренно или нет, но ему это удалось.
Выступающая часть седла хрустнула, треснула и обмякла, словно тряпочная.
Отряг сконфужено крякнул.
– Бывает, – не хуже любого багинотского философа повела плечами Сенька.
– Бывает и хуже, – уточнил юный воин и вдруг смущенно ухмыльнулся.
Волшебник исподтишка покосился на конунга, увидел, что стена разрушена и крепость пала, кивнул с удовлетворением, и