– Нелетная погода, – сухо констатировал факт ковер, когда Иванушка, отложив почти дочитанную за ночь книжку и задув светильник, раздернул занавески, поднял раму и прикоснулся к плотно закрытым на ночь ставням. – Надолго.
Сенька оторвала голову от подушки и, приоткрыв один глаз щелочкой, вдохнула прохладный влажный воздух, ворвавшийся с подмокшей улицы в распахнутое окно.
– На сколько долго? – наученная доверять подобным заявлениям Масдая, она уточнила лишь продолжительность осадков.
Ковер задумался на пару секунд и изрек:
– Крайние кисти ломит. Передние сильнее, чем задние. Значит, дня на три. Не меньше.
– Сколько?! – царевич выпустил из рук незакрепленную раму, и та с грохотом и намерениями деревянной гильотины обрушилась на оставленный на ее пути пухлый том.
Иванушка ойкнул, словно дубовая конструкция придавила не хозяйский рыцарский роман, а его пальцы, поспешил освободить из-под гнета пострадавший ни за что фолиант и принялся взволнованно осматривать: нет ли переломов суперобложки, растяжений корешка или вывихов страниц.
– А ты уверен, Масдай? – Серафима перестала одеваться и нахмурилась в окошко почище протекшего неба.
– Ну может и не три… – не стало упираться и покладисто пошло на попятную их воздушное судно. – Может, пять… Или неделю…
– Ты это серьезно?! – разочарования лукоморцев с излишком хватило бы на весь городок и пару соседних деревень в придачу.
– Вполне, – несколько обиженно сообщил ковер. – Когда это было, чтобы я ошибался?
Супруги переглянулись и грустно вздохнули. Такого случая, как ни хотелось бы его припомнить – хотя бы для создания прецедента – в их истории дружбы со старым ковром-самолетом не было.
– А на улице дождь идет…
В сопровождении того, что в устах сурового отряжского конунга сходило за «доброе утро», «можно войти» и прочие южные политесы и экивоки одновременно, дверь распахнулась, и тут же раздался стук, смачный и глухой.
– Хель и преисподняя!!!.. Ну на кого тут только такие двери делают!? На мышей, что ли?!..
Раздраженно потирая лоб, усаженный еще со вчера припухлостями от встреч с местными притолоками, в номер лукоморцев сердито ввалился двухметровый правитель далекой Отрягии, загораживая наглухо дверной проем, доселе казавшийся не таким уж и узким. Иванушка сочувственно поморщился.
– Третья?
– Шестая… И еще четыре на макушке. В моей комнате посредине потолка еще и балка проходит… Хоть в шлеме не ходи!
– Так и ходил бы, – резонно предложила Сенька.
– Ходил… Да рога застревают, – нехотя признался Олаф. – Пару раз даже топором вырубать пришлось. Да еще всю полировку на шлеме об их штукатурку испоганил…
– Топором?! Потолок?! – ужаснулся Иван. – Это ж сколько хозяину заплатить придется?!
Олаф задумался.
– Да ладно, – в конце концов он махнул огромной, как сковородка, лапой, едва не снеся с прикроватной тумбочки светильник. – Вечером снова наточу. А шлем отполирую. Не нужны мне его деньги. Пусть лучше заново свой потолок покрасит. И кровать новую купит. Подлиньше. И стул. Покрепче. Ну, и стол заодно… и посуду там всякую, лампу тоже…
Сенька фыркнула в кулак.
– Ну ты, друг, как гиппопотам…
– Как гипо… по… где?
– Сеня сравнила тебя с бегемотом. По научному – гиппопотамом. Это такой большой узамбарский зверь. Очень тяжелый и сильный. И… ломает всё.
Олаф смутился и принялся яростно оправдываться – словно от гиппопотама отбиваться:
– А какой дурак под локти нормальным людям подставляет всё, что бьется с первого удара? И ножки кто у стульев делает, словно из спичек? И кровати – как на кукол, ноги не вытянуть, чтобы чего не своротить!.. И…
– Они не ожидали твоего приезда, – тактично предположил Иван.
Лицо конунга просветлело.
– Так в следующий раз им заранее сообщать надо, значит!
– Чтобы успели заколотить гостиницу и сбежать подальше, – ухмыльнувшись, царевна закончила идею приятеля.
– Кхм, – поспешно отвернулся к окошку Иван.
– Кстати, надолго зарядило-то, не знаете? – отряг, смешавшийся на почве конфликтующих эмоций, элегантно перешел к нейтральной теме.
– Дня на три – минимум, – с мрачным удовлетворением повторил с каминной полки ковер первый вариант своего прогноза.
– Зря мы тем мухоморщикам бывшим парус отдали, – расстроенно поджала губы царевна