Я старалась – готовила, убирала, предлагала вместе провести время. Но всё это выглядело не как забота, а как попытка загладить вину за очередную вспышку. Он стал осторожным. Словно жил рядом с человеком, настроение которого нельзя предсказать. Он отдалялся, и я чувствовала это кожей. И чем сильнее он отдалялся, тем громче я требовала вернуться.
Иногда он смотрел на меня с таким изумлением, будто перед ним чужой человек. А я ведь просто хотела, чтобы меня поняли, чтобы меня услышали. Но слышно было только мои крики. Я не замечала, как теряю его. Как превращаюсь из любимой женщины в источник боли. Как он начинает бояться моего голоса, избегать прикосновений, молчать, чтобы не вызвать новую бурю.
Я помню один вечер. Мы снова поссорились – я уже не вспомню из-за чего. Я закричала, он встал, молча надел куртку и пошёл к двери. Я крикнула ему в спину что-то обидное. Он остановился, обернулся и сказал: "Ты когда-нибудь вообще слушаешь, как ты говоришь?" И вышел.
Я осталась одна в тишине. Не победившая. Не права. Просто одна. В этой квартире, в этой войне, которую развязала я же. И тогда впервые мне стало по-настоящему страшно. Не за брак. А за себя. Потому что я увидела, в кого превращаюсь. Но тогда я ещё не знала, как остановиться.
Я думала, что спасаю отношения. Но, может быть, я просто не хотела признать, что сама их разрушаю.
Глава 5. Когда он сказал, что уезжает
Эта жизнь – кривая, изломанная, тревожная – тянулась много лет. Я просыпалась с ощущением обиды и ложилась спать с чувством вины. Мы были вместе, но давно уже не рядом. Он будто жил в другой плоскости: молчаливый, закрытый, спокойный до ледяной отстранённости. Я – вечно недовольная, претензии, требования. Я была недовольна буквально всем: его интонацией, его молчанием, его отсутствием инициативы. Хотя именно это молчание когда-то показалось мне надёжностью.
Мы жили в моей квартире, которую я купила до брака. И каждый угол в ней знал, как я умею выгонять. Я могла выставить его на улицу ночью, не задумываясь, что на дворе зима. Просто в гневе, в ярости, в истерике – хлопнуть дверью и остаться одна. Но это не было облегчением. Я ложилась в постель, в которую сама его не пустила, и плакала в подушку. Ночами – в ванной, чтобы никто не слышал. А утром снова делала вид, что всё под контролем.
Он уходил. Да. Но не сам. Я его гнала. Я кричала, обвиняла, выталкивала – и только тогда он собирал куртку и уходил, я звонила сама и требовала, чтобы он вернулся. Писала. Угрожала. Потом приезжала и плакала, говорила, что я не хотела, что мне просто больно. Он возвращался. Без претензий. Просто приходил. А я – начинала всё сначала. Сначала было облегчение. Потом раздражение. Потом – снова всё, как по кругу.
Я говорила ему ужасные вещи. Обесценивала его работу, его вклад, его старания. Кричала, что всё тащу я. Что я сильная, а он – слабый.