Догма – это как дурная привычка. Считаю, даже убеждена, что не все надо делать, как я. Ведь все такие разные, педагогу надо понять и помочь сделать так, чтобы ученику удобно было, а не чтобы он просто копировал. Или дать увидеть, в чем ошибка. К каждому нужен особый подход. Я редко показываю. Но если, скажем, вижу, что юная балерина мучается, что-то у нее не получается, тогда стараюсь ей советовать конкретно, а не выворачивать ноги. Про музыку говорю, про образ. И подсказываю технические вещи. Иногда мелочь сделаешь, и человек больше «не падает», ему становится удобно. Он становится профессиональнее.
К вопросу: профессионал – любитель. А любитель – это ведь, по сути, дилетант. Всегда ли дилетанты так уж вредны искусству?
Они вообще не вредны. Огромная масса публики в какой-то степени тоже дилетанты, искренне любящие искусство, но в силу тех или иных причин избравшие другую профессию. А если говорить о творческой практике, то есть очень интересные дилетанты. И если у них есть еще талант от природы, они что-то привносят свое. Это в любой области. И в балете тоже.
Как же может дилетант попасть в театр, тем более в Большой?
Кто такой дилетант? Это плохо обученный человек. Но если талантлив, то это полбеды. Хуже, когда артист хорошо вроде бы обучен, а искры Божьей нет. Но лучше, чтобы и то и другое присутствовало. В инструментальном исполнительстве роль последовательного образования неизмеримо важнее. В балете или в актерской профессии широко известны случаи, когда очень талантливый «дилетант» добивался больших результатов. Возьмите Айседору Дункан. Если есть еще и интуиция, магия, то творческий результат и воздействие на публику могут быть огромны.
Что для Вас дисциплина в жизни и в искусстве?
Дисциплина – это точность. Я говорю самые обычные вещи. Можно сформулировать иначе: воспитание, или обязательность при выполнении обещаний и договоренностей. Даже в таких, казалось бы, мелочах точность в отношениях играет большую роль: обещал – позвони. Вот я наблюдаю немцев в течение всей своей жизни. Первый раз я увидела Берлин весь в нацистских флагах, когда мне было восемь лет. Потом в пятьдесят первом году приехала на Всемирный фестиваль молодежи и студентов и попала в разрушенный послевоенный город. На протяжении последних двадцати лет я живу в процветающей стране, где о прошедших ужасах войны напоминают лишь музеи и сохраненные в назидание потомкам концлагеря. Как они добились всего этого? Думаю, что не в последнюю очередь благодаря дисциплине и любви к точности.
И