Участие в различных военно-политических конфликтах, возникших в результате династических или союзнических обязательств, стало постоянным фактором развития австрийской монархии. Прямым следствием подобной практики была крайняя зависимость монарха от состояния казны, а точнее, от ростовщиков и банкиров. Предоставленные кредиты корона гасила раздачей государственных должностей, природными ресурсами и ленными владениями. Представители банкирских домов Фуггеров, Кохштеттеров, Вальзеров, Имхофов, Оппенхаймеров со временем превратились в мощную олигархическую прослойку, ставшую серьезным сдерживающим фактором развития и капитализма, и абсолютной монархии. Обратной стороной процесса стало господство в промышленности и торговле не национального капитала, а в основном немецкого (ганзейского). Одна из первых собственно австрийских мануфактур по переработке шерсти открылась в Линце только в 1672 г. В 1676 г. году возникла первая частная табачная мануфактура в Энсе, в 1697 г. – фабрика по производству шелка в Вене. Еще медленнее развивались окраины. Так в Словакии в 1825 г. значился единственный мануфактурист словак, а в Венгрии и Трансильвании национальной промышленной буржуазии не возникло. Все это приводило к неравномерности экономического развития отдельных частей страны, консервации феодальных отношений в деревне и корпоративному строю в городах. В целом слабое развитие новых социальных слоев усиливало влияние на абсолютизм старых сословно-феодальных институтов.
Становление австрийского государства, как единого территориального образования, традиционно связывают с именем эрцгерцога Максимилиана. Объединенные им земли и стали называться собственно Австрией. Обладание потенциально самыми большими экономическими и людскими ресурсами Европы, объективно выдвигало австрийских монархов на роль политического гегемона Европы. Вследствие этого возникала некая двойственность государственного строительства. Оно развивалось по пути укрепления наследственных владений и по пути создания универсальной Священной Римской империи. Отчасти склонность к универсализму объяснялась слабостью