Дядька покачал головой, пошел на кухню, вынес миску горячей мусаки и зеленоватый лимон на блюдце.
– Завтра зарплату получу… за танцы. Тогда отдам.
– Да не надо мне твоих денег, – дядька взъерошил племяшу волосы на макушке, – только подстригись. А то зарос как Тарзан.
Мусака обожгла нёбо и племяш задышал, как тот пёс на жаре.
– Да не хватай… только что с плиты.
Тушеная говядина с баклажанами и картофелем – мусака – была фирменным блюдом таверны.
– Ну, как фотка? Посетители интересуются? – спросил племянник, поливая мусаку лимонным соком.
– Интересуются. Особенно финны.
Дядька набросил полотенце на плечо, подошел к снимку, что висел на стене.
– Не знают только вот этого, что сидит справа. Все время спрашивают, а я и сам не знаю…
– Стюарт Сатклифф. Умер в 62-м году.
Снимок молодых «битлов», где они были сняты на фоне товарного вагона, Никос специально возил в Салоники. Там его увеличили, отретушировали и наклеили на серое паспарту. А на прошлой неделе, под недовольное бурчание дядьки, племянник прикрепил снимок к стене.
– Один финн даже просил продать, – дядька Михалаки прищурил глаза. – Глянешь на них – чистые оболтусы. У одного вон и носков нет – туфли на голую пятку натянул. Как его фамилия?
– Джордж Харрисон, – пробормотал племянник, не подымая головы.
– Разгонят скоро вашу джаз-банду, – дядька хукнул в стакан, подошел к стойке.
– У нас не джаз-банда, а бит-группа.
– Все равно разгонят. Что же вы… с шести утра гремите, спать людям не даете.
В шесть утра у Никоса заканчивалась ночное дежурство, и он сразу же бежал на танцплощадку. Репетировать днем не было возможности, так как все остальные музыканты работали, а поэтому и приходилось «греметь» с самого утра. И хотя усилители работали на самом тихом режиме, да и пели они вполголоса, но все равно получили письменное предупреждение из полиции.
– Э-эх, нет отца. Некому было мозги прочистить. Теперь вот бегай, как тот Харрисон, без носков на пятках.
Отца своего Никос не помнил. Тот погиб летом 1949 года, когда их партизанский отряд пытался уйти в Албанию.
Дядька включил транзистор. По радио передавали концерт ансамбля песни и танца под руководством Доры Страту. Дядька закивал в такт музыке головой, а племянник лизнул политые лимонным соком пальцы и перекривился. Он не любил народных песен.
У пирса коротко рыкнул буксир и Никос открыл глаза. Летом, после ночного дежурства, он всегда был бодрым, а сейчас, осенью, стоило только присесть – хоть на камень у берега, хоть, как сейчас, на ящик из-под апельсин, – и его сразу же одолевал сон. Летом на дежурстве можно было пару часов покемарить. Теперь же, когда из машины одного скандинава стащили портативный магнитофон (хорошо еще, что не в его смену), охранникам стало не до сна. Всю ночь приходилось ходить вокруг стоянки.
Йорго