После мастэктомии* я не проронила ни слезинки по утраченной груди. Самое главное – это жизнь. И потом я всегда понимала, что обязательно сделаю реконструкцию. Для меня это было тоже важно.
Впереди было длительное лечение. До химиотерапии пришлось расстаться со своими длинными волосами и сделать каре. По плану у меня была покупка парика с такой же стрижкой. Я думала, что, когда волосы начнут выпадать, я их сразу сбрею и буду носить парик. И никто не догадается о том, что у меня рак. Я тогда скрывала свой диагноз, для меня было очень важно, чтобы никто о нем не знал. Конечно, самый ближний круг пришлось посвятить: я нуждалась в помощи, когда уезжала в Москву, ведь надо было на кого-то оставлять дочь. По возможности прилетали и муж, и сын.
После первой капельницы через две недели у меня начали выпадать волосы и отключились яичники. Начались приливы, проблемы со сном.
Все четыре курса меня тошнило от одной химиотерапии до другой, но мне было не до себя. Моя задача была побыстрее выписаться из госпиталя и мчаться к моей маленькой девочке в Воронеж. Как-то раз за две остановки до метро сломался трамвай. На улице плюс тридцать, я только что прокапалась и понимаю, что могу не успеть на поезд. Пришлось бежать до метро. Хорошо, что у меня всегда с собой был минимум вещей и очень легкий маленький рюкзак. Весь этот малоприятный период лечения я воспринимала как неотъемлемую часть выздоровления.
Парик я, конечно, купила. И как только мои волосы стали вылезать клочьями, пока муж гулял с нашей дочкой, я сама себя побрила налысо. Но, надев парик, поняла, что не смогу в нем ходить. Конечно, я расстроилась, но выход из этого положения нашла. Я из него сделала фальшивку-накладку, чтобы подсовывать кончики каре под платочки и банданы. Все подумали, что я просто сменила имидж. Сейчас мне смешно об этом вспоминать. Но тогда это было очень важно для моего эмоционального состояния. Я не хотела, чтобы на меня смотрели и высчитывали, сколько мне еще осталось жить.
А о том, что у меня была мастэктомия, скрывала даже от ближнего круга, который знал о моем диагнозе. Не хотелось, что они фантазировали на тему, а как у нее теперь с мужем.
А с мужем все было замечательно, потому что настоящие мужчины любят не за грудь и волосы. Но все же я ему сказала, когда он был за много тысяч километров от нас: «Приезжай в отпуск до химиотерапии, а то приедешь после – а я с одной грудью, лысая, без бровей и ресниц». Конечно, я так шутила. Хотя я помню маму после мастэктомии*. Мы прилетели из Якутии в отпуск, у меня было 15 недель беременности. Мама прошла лучевую терапию и каждый день, сидя на кухне, мазала свой шрам облепиховым маслом. Признаюсь, я с ужасом на все это смотрела. Может быть, моя беременность сделала меня тогда более эмоциональной. Перед приездом мужа у меня мелькнула мысль: если только увижу в его глазах хоть капельку брезгливости, сразу подам на развод. Но по большому счету мне и