Милонга в октябре. Избранные романы и новеллы. Светлана Макаренко-Астрикова

Свободы – птицей влетела в маленькую гостиную на первом этаже. Рояль, по счастью, был раскрыт. Она торопливо скользнула по клавишам кистью руки, привычно высоко выгнув ее, захватывая пальцами сразу всю октаву, рассыпала серебряное драже арпеджио, чуть приглушенное ясеневыми панелями и бежевым кругом аррасского ковра со сложным узором в центре, осторожно опустилась на мягкий табурет – пуф и….. И музыка полилась, стекая с ее пальцев. Сильно, властно, как свободный речной поток, как каскад упругих струй, отвесно падающих с какого – нибудь горного уступа, скалы, обрыва. Ветер, словно притаившись между струнами, расшалившись беспечно ворвался в колдовских звуках, поднялся вверх, ощущением бури. Замер самой высокой, звенящей нотой, и распластался где – то внизу, у самых ног пианистки, легким шорохом, вызывая к жизни прозрачные струи летнего дождя. Но и дождь также внезапно стих, как и начался. В клавишах, родивших его, продолжали жить только редкие, крупные капли. Одинокие, усталые они стремились сорваться с густоты листьев и упасть на землю, чтобы найти в ней покой… Или – продолжение жизни?…

      – Она играет Рахманинова? – негромко произнес, обращаясь к пану Янушу, его гость. Они оба стояли в дверях гостиной, замерев, боясь спугнуть и потревожить звуки, так внезапно родившиеся, похожие на мираж, и уже почти умолкнувшие. Наташа опустила руки, тотчас бессильно повисшие вдоль тела. В напряженном, звенящем эхом сыгранной музыки воздухе затихала, едва слышно гудя, одна, басовая, струна.

      Пан Моравски покачал головой отрицательно: – Что Вы! У Рахманинова нет этих нот. Это импровизация пани Ивинской. Богу благодарение, что я успел включить диктофон в своем кармане. – Он похлопал по правому боку своей потертой домашней куртки.

      – Как?! – ошеломленно пробормотал пан Свобода. – Этого нигде нет? Это есть музыка только родилась?! Матерь Божия, честна и преславна! Grande pianissimo! – Он подбежал к роялю раскинув руки, стремясь обнять девушку. – Пани Ивинская, это… Это есть нечто… Уникум! – ошеломленно повторял он.

      – Здесь не хватает еще двух скрипок, пан Карел, и нужно записать в середине: una сorda.4 А я устала и не смогу повторить Вам то, что только что сыграла! – с отчаянием проговорила девушка, силясь улыбнуться.

      – Я записал, дитя! – пан Януш осторожно приблизился к Наташе и погладил ее по голове. – Не бойся, мы все услышим. Но скажи нам, как ты можешь это?! – Пан Януш развел руками.

      – Не знаю. Я просто это слышу. Уже так поздно. Я, наверное, встревожила всех Ваших соседей. Жаль, что нельзя было задвинуть педаль.

      – Задвинуть! Хм! И что это будет за звук?! – вмешался в разговор пан Карел. – Еще не ночь, пусть музыка живет!!

      – Особенно, такая, как эта! – Внезапно раздался в дверях голос Лили. Она стояла на пороге, боясь войти и нарушить еще не уснувшее до конца очарование мелодии – Натка, что ты опять играла?

      – Мой сон. Только в звуке. Я не знаю,