Сорок шесть килограммов почти неживого веса утратили интерес ко всему. Знаете, я любила пофлиртовать. Не с целью поймать приключения на свою аппетитную задницу. А из любви к жизни и собственной женственности как волшебству, из которого может выпрыгнуть новая жизнь. А потом еще новая. И еще. Злата, Аня, Макс, Костя, Маша… А муж был так рад мне любой. Даже спящей. Как в анекдоте, знаете? «Будешь т…хать – не буди».
И вот лежу я такая, готовлюсь вовсю помирать. Есть не хочется. Сплю часов по двадцать в сутки. От вида винишка блевотный рефлекс. Представляю, как можно было бы меня хоронить. Костлявая Барби рвет последние колготки и пространство в розовом гробике. Коллекция туфель торжественно плывет на кладбище в лимузине, чтоб пригодиться хозяйке в загробной жизни. Муж с детьми в черном… нет, лучше в розовом.
«Обалдеть! Я беременна!»
И тут в замороженной ягодке проросло семечко. Говорили Спящей красавице: «Не трогай веретено!» Представляете, моя женственность-то не спала. Цикл шел как часы. А уж я себя знаю. Полдня задержки – привет, новый теплый орущий комочек, мы ждем тебя в этот волшебный мир.
Я же толком ходить не могу! Откопала на полочке в ванной завалявшийся тест. Ну точняк! Две полосочки. Звоню Наде, подруге своей, у которой рожала.
– Надя, пожалуйста! Выпиши мне рецепт. Мне не нужен шестой ребенок. Мне нужен гробик. Я это не вывезу, понимаешь? Давай мне таблетку какую-нибудь… чтоб избавиться.
А Надя (Надежда же!) говорит:
– Кать, вопрос не ко мне. Ты же знаешь. Я за любой кипеж кроме абортов. Ты мужу сказала? Сейчас я ему позвоню.
– Ты вообще чья подруга, Надь? Если расскажешь ему, в суд подам на тебя!
– Кать, ну правда… Ты хотя бы с этой темой переспи.
Лежу, дальше думаю. Как мне жить с такой новостью? Надо же с кем-нибудь поделиться. Сказать старшей дочери? Она первая мужу сольет! Так и заснула.
Утром муж встает на работу. Я смотрю на него умирающим взглядом. И слышу откуда-то собственный голос:
– Прикинь, я беременна. Хоть помирать не одной… Буду нянчить в загробном мире.
Муж такой… И берет меня на руки. Все мои сорок шесть килограммов.
Я бормочу про аборт, что я толком и есть не могу, вся еда возвращается, и почти не хожу, ходить не могу, это что, мне не в коляске же гулять перед родами на большом сроке, и в таком истощенном состоянии делать новую жизнь – это значит обрекать ее на страдания, будет больной человечек, и вообще я устала, хочу на ручки и спать…
– Спи, спи, дорогая. Я все устрою, дети помогут… Ох, как же здорово, что ты у меня есть… Я люблю тебя!
Где-то через месяц непрерывного сна и нытья я начала потихоньку вставать, есть и даже немного шутить.
«Я – Лёфа!»
Спустя девять месяцев из меня выпрыгнула шестая новая жизнь. И когда я приехала с ним