Такое поведение кардинально отличалось, от, например, вчерашнего. Хотя морозного ежика на моей спине, и обжигающую маску на лице, еще никто не отменял! И хотя внешне я выглядела уверенной и спокойной, внутри меня происходило что-то невероятное. С одной стороны, было ликование, я искренне была рада, что он пошел на контакт. С другой стороны, было присутствие страха, и жуткой нервозности. Только ноги выдавали мое волнение, постоянно находясь в движении, то шоркая по полу, то раскачиваясь в воздухе.
Сегодня у него не было привычных орехов-шоколадных батончиков, вместо них, перед ним лежала вскрытая сто граммовая шоколадка, от которой он аккуратно отламывал ломтики, медленно их пережевывая.
– Может угостишь? – нагло спросила я.
Не отрываясь от конспектирования лекции, он медленно придвинул ко мне заветную плитку, от которой я смущенно отломила один ломтик. Рядом с ним я узнала, что моя решительность бывает хрупкой. Моя игра, по отношению с его, была прозрачной и не уверенной. Пока небольшой кусочек его шоколада размеренно таял на моем языке, я не переставая чувствовала, как горит мой затылок. Было такое ощущение, как будто на мне сосредоточились тысячи любопытных глаз, а я делаю что-то противозаконное. Но уже в следующую минуту на моей тетради оказалось еще несколько ломтиков молочной сладости, что меня искренне удивило.
– Спасибо! – прошептала я, глядя на увлеченно пишущего соседа по парте, который только кивнул в ответ.
– Слушай, а тебе не жарко в таком теплом свитере?
Если честно, вопрос возник из не откуда, мне действительно стало любопытно, ведь в аудитории было достаточно тепло, а он сидел в агаровом свитере крупной вязки, белого цвета. Мне вот, например, и в тонкой кремовой кофточке с длинным рукавом было тепловато. На этот раз он отложил ручку, аккуратно положив ее поперек раскрытой тетради, и внимательно на меня посмотрев, точнее рассмотрев мою кофточку, с вышитой бисером на груди безумно довольной анимешкой (персонаж из японского мультика), заглянул в мои глаза и не понимающе пожал плечами. Этот жест я для себя перевела как «все может быть», по крайней мере мне так показалось.
На следующей паре по «философии», я вновь наткнулась на ту записку, и сейчас она мне уже не казалась такой агрессивной, как несколько дней назад. В конце концов, как он должен был ответить на личные вопросы незнакомому человеку!? Я бы тоже отписалась чем-то нейтральным. Перевернув измятую записку, я небрежно вывела новые строки, надеясь не потерять контакт, который начинал зарождаться.
– Ты ведь умеешь разговаривать!? – написала я и пододвинула листок ближе к его руке, которая безостановочно что-то конспектировала, даже тогда, когда в принципе нечего было записывать, но меня это уже не удивляло.
– Ну а как же!!! – не глядя на