После этого видения Симеон встал и пошел в один из монастырей, находившихся в родной его стране. Игуменом[47] этого монастыря был блаженный Тимофей. Симеон пал на землю пред монастырскими воротами и лежал семь дней, терпя голод и жажду. На восьмой день вышел из монастыря игумен и стал расспрашивать Симеона, откуда он, куда идет, как его зовут, не сделал ли он какого-либо зла и не убежал ли он от своих господ. Симеон же, упав в ноги игумену, с плачем говорил ему:
– Нет, отче, я не из таких; не сделал никому зла, а желаю послужить Богу со всем усердием. Смилуйся надо мною, грешным: повели мне войти в монастырь и быть всем слугой.
Провидев в нем Божие призвание, игумен взял его за руку и ввел в монастырь, говоря братии:
– Научите его житию иноческому и монастырским правилам и уставам.
Поселившись в монастыре, Симеон беспрекословно всем повиновался и служил. В короткое время он выучил наизусть всю Псалтирь. Будучи еще только восемнадцати лет от рождения, он был уже пострижен в иночество и вскоре строгостью своего жития превзошел всех иноков того монастыря.
Так одни из братии вкушали пищу только раз в день, вечером, иные – на третий день, он же не вкушал пищи целую неделю.
Родители Симеона искали его два года и не могли найти, так как Бог скрывал его. Много плакали они о своем сыне и так сильно скорбели, что отец его от печали умер. Симеон же, обретши себе отца в Боге, Ему предал всего себя от юности.
Пребывая в лавре[48], блаженный Симеон пошел однажды к колодезю, чтобы почерпнуть воды. Взяв веревку от черпала[49], очень жесткую, сплетенную из пальмовых ветвей[50], он обвил ею себя по голому телу, начиная от бедер до шеи, так крепко, что веревка врезалась в тело. Прошло десять дней, и тело его загноилось от ран, а в ранах этих кипело множество червей. Братия стали жаловаться игумену:
– Откуда привел ты к нам человека этого? Невозможно его терпеть: смрад от него исходит. Никто не может стоять рядом с ним. Когда он ходит, черви падают с него: постель его также полна червями.
Удивился игумен, услыхав об этом; но, убедившись, что все ему сказанное справедливо, спросил Симеона:
– Скажи мне, чадо, почему от тебя исходит такой смрад?
Но Симеон, потупив свои взоры, стоял пред игуменом молча. Игумен разгневался и повелел силой стащить с Симеона верхнюю одежду. Тогда увидели, что бывшая на нем власяница[51] вся в крови, а в тело врезалась глубоко до самых костей веревка. И игумен, и все с ним бывшие пришли в ужас. С великим трудом едва могли снять с Симеона эту веревку, так как вместе с нею отрывалось и изгнившее тело. Симеон же, терпеливо перенося эти страдания, говорил:
– Отпустите меня, как пса смердящего: я заслужил эти страдания за грехи мои.
– Тебе только еще восемнадцать лет, – сказал ему игумен, – какие же твои грехи?
– Отче! – отвечал Симеон. – Пророком сказано: Я в беззаконии зачат, и во грехе родила