Жена учит детей. Она строга и властна даже томными домашними вечерами. Красавица – годы не уберегли от морщин, но оставили чувственный ярославский шарм: кокетливая улыбка уголком бирюзовых глаз, тонкие, чуть неровные губы – художник, допустивший едва заметную помарку на последнем мазке, явно отвлекся на изгибы линий прелестной натурщицы. Летом носит ситцевое платье, голову прикрывает белой косынкой, зимой достает из платяного шкафа овчинный полушубок. Стройные модельные ноги мерзнут – покажите хоть одну девушку, прячущую соблазнительную голень в серых валенках. Раз в две недели по субботам и воскресеньям выходит в свет: театр, опера, филармония. Боится себе признаться, что по-прежнему мечтает о сцене, хотя театральная богема бесконечно далека от ее реальной, заполненной партами и тетрадями в косую линейку жизни. Днем она наблюдает, как девочки на переменах перевязывают друг другу огромные белые банты, а мальчики гоняют по коридору связанный из старых носков мяч, сдирая свежие заплатки на синих школьных брюках, а вечером, жаря рыбные котлеты, нехотя прислушивается к чуждым ее литературному слуху фамилиям – Бурчалкин, Маркин, Редкоус. Ее шокирует шутка только что пришедшей в школу выпускницы Ленинградского педагогического института: «Я хочу иметь ребенка от Володи Казаченка» – неслыханная дерзость, подлежащая осуждению на педсовете и комсомольском собрании.
У семьи, живущей в малогабаритной двухкомнатной квартире, двое детей. Мальчишки-погодки вечно ссорятся и даже играют в футбол за разные команды. Один вратарь, другой нападающий. Оба небесталанны, но упрямы и неусидчивы. Спорят со старшими, дерутся со сверстниками, приносят тройки по математике и литературе. Сходятся в одном – болеют за одну команду, имя которой «Зенит» (Ленинград).
Начало славных дел
Я прогуливаюсь по Свердловской набережной, от Большеохтинского моста, заложенного в честь двухсотлетия победы в Полтавской битве, к центру Санкт-Петербурга. Сизая Нева, с апреля по ноябрь заигрывающая с зеваками развесистыми белыми кудряшками, делает в этом месте небольшой изгиб. Ее очертания – словно фигура Евпраксии Вульф в воспоминаниях Пушкина: «То ли у нее талия двадцатипятилетнего мужчины, то ли у меня пятнадцатилетней девушки». На одном из первых изданий «Евгения Онегина» Александр Сергеевич изображен на берегу Невы, правда, повыше, напротив Петропавловской крепости. Говорят, ему не понравился незамысловатый эскиз – у великих высокие требования. Я живо представляю прогуливающегося по гранитным набережным Пушкина, но думаю о своем. В блокаду из невской полыньи рядом с дальней от Зимнего дворца ростральной колонной брала воду моя бабушка. Двести лет назад на Сенатскую площадь, нынче любимое место молодоженов, вышли декабристы. История императорской России могла бы развиваться по другому сценарию, если бы Каховский не выстрелил