Капкан захлопнулся. Алексей Дмитриевич Козловский

ездил за тысячи вёрст от дома, чтобы посмотреть на… «кичу». Да гори она ясным огнём. Утром бизнесмена увели. «На суд», – пояснил чернявый мужичонка. Обслуга, которая состояла из «суточников», под присмотром милиционеров стала разносить хлеб и чашки, расставляя всё это под каждой дверью, по числу находящихся внутри, так что если исхитриться, то в щель «кормушки» можно было увидеть, что в «хате» напротив сидит трое, а дальше – пятеро. Чуть наискосок квартируют женщины. Ночью было слышно, как одна из них громко стонала, а подружка её просила: «Командир, а командир, подойди к седьмой!» – «Ну чего тебе?» – недовольно вопрошал дежурный. «Кукле плохо, дай обезболивающего». – «Утром скажете на обходе». – «Не выдержит, вызови скорую». – «Всё, меня нет…» – Милиционер уходил, а больная на минуту стихала, потом повторялось всё сначала.

      – Будешь получать еду, – поучал Ветлицкого сокамерник, – нагибайся пониже, да смотри в пол и шевелись проворней, а то получишь вдоль хребтины дубинкой. Теперь-то стало понятно, что это была очередная порция «жути», а тогда… трудно было смириться с мыслью что всё это происходит с тобой и на самом деле. «Господи, за что?»

      Лязгнули замки, приоткрылась дверь. Нагибаясь, Андрей делает шаг в коридор и берёт хлеб, по булке на брата, правда, каждая из них ну разве чуть побольше обыкновенного школьного пенала – чёрная и потрескавшаяся, далее в дюралевой тяжеленой миске на троих около литра светло-коричневой жидкости… Толян утверждает, что это компот. Вполне возможно, тем более сладковатый и каша или уха, но всё только приблизительно напоминает пищу, которой соответствуют подобные названия на воле, хотя есть можно и с голоду не помрёшь, вот разве что… хлеб?

      – Через три месяца гастрит обеспечен, а то и язва желудка, – ворчит сосед, но выбирать не приходится и завтрак съедается, кроме хлеба. Хлеб на весь день, да такую булочку и не съешь в один присест. Старожилы после рассказывали, что, до того как местный пищеблок был прикреплён к одной из колоний, заключённых кормила церковь. Тогда и батоны были и котлеты. «Ишь ты, чего захотел, котлет!»

      Первый допрос

      После завтрака, в восемь часов, поверка. Ограничительный тросик с двери снимается, и в камеру входит начальник ИВС, вернее, человек, его заменяющий: стрижен наголо, невысокого роста мужчина лет тридцати пяти. После переклички вопрос один: какие жалобы или просьбы. Здесь может быть разное: кого к следователю, кому адвоката или к врачу. Прямо-таки райское место, а между тем Ветлицкий совершенно деморализован… ему бы сейчас к урокам готовиться, дописывать книгу, ту самую, на которую просил денег у спонсоров. Кто-то из правоохранителей прибегал к главному редактору с желанием запретить издание, уж не знаю, почему, но их план раздавить подопытного кролика общественным презрением рушился окончательно, ибо, как сказано: «Можно короткое время обманывать многих, долго – небольшую кучку людей, но нельзя обманывать всех и всегда». Хотя в данном случае и на короткое время