Может, на няньку нарвался? Быстро перевожу взгляд на истошно визжащую особу. Точно мамаша. Не тетка, довольно молодая красивая женщина, только лицо от крика перекосило.
– Не трогай меня! Не трогай!
Да нужна ты мне, курица! И детенок твой черта сдался, но контракт есть контракт.
Замотав мелкого в одеяло, я выхватываю его из кроватки. Жду, что на меня сейчас набросится разъяренная тигрица, но ничего подобного не происходит. Горе-родительница по-прежнему верещит в углу, но даже сквозь ее визг можно расслышать топот на лестнице. Естественно, внутри замка должны находиться слуги.
Драться в коридоре мне сейчас совсем не с руки, но окно детской находится как раз в полутора метрах над крытой соломой крышей пристройки. Спрыгиваю, словно с горки съезжаю по наклонному скату, приземляюсь, ударяюсь обо что-то голенью…
Будь трижды проклят тот, кто убирает этот двор! В ноге что-то хрустнуло и, кажется, сместилось. Больно! Но это не горе.
Во дворе вовсю бушует драка. Люди в бело-зеленых ливреях сошлись в рукопашной с разнообразно вырядившимся сбродом. Холеный мужичонка только что не выпрыгивает из окна первого этажа, выкрикивая приказания. Ему нет дела до отпрыска любовницы, но как стерпеть то, что кто-то влез в его курятник? Месть, смерть и преисподняя!
Ребенок у меня на руках недовольно вякает, размышляет секунды три и заходится отчаянным ревом не хуже своей маменьки. На удивление голосистая семья.
Не блажи ты так, мелочь пузатая! Не колдунам на зелья тебя продать собираемся.
Передо мной вдруг оказывается оседланная лошадь. С другой стороны – еще одна. Бородач из нашего отряда, наклонившись с седла, протягивает руки:
– Дите не помял?
– Что ему сделается! – Сунув соучастнику верещащий сверток, вскакиваю в седло.
В глазах темнеет, дыхание перехватывает от боли. Но сейчас не до этого.
Бородач по-разбойничьи свистнул, и тут же наши сообщники по похищению, бросив драку с обалдевшими от такой наглости слугами, помчались к воротам, за которыми оказалось еще несколько оседланных лошадей из хозяйской конюшни.
Миг, и о нападении серого отряда свидетельствовала только клубящаяся над дорогой пыль.
Лошадей пришлось бросить у края болота. Вот странно: до людей мне дела нет, а животных всегда жалею. Хотя этим-то коникам ничего не грозит. Скакали мы недолго, никого не загнали, а седлал их, пользуясь суматохой, и выводил за ворота… этот… как его… Трэкул. Он, судя по ухоженной бороде, скаегет, а данный народ, живущий в общинах в соответствии с вековыми обычаями и по законам своей религии, ко всякой домашней скотинке относится бережно. Заберут лошадок слуги барона Феглица, вернут