В загородном доме товарища Ефремыча.
С тов. Ефремычем я условился, что он привезет все необходимое для наблюдения к шести часам вечера.
После завтрака, около часа дня, товарищ Ефремыч вместе с французом умчались в город, а я стал знакомиться с расположением своего нового местопребывания.
Прислуга, между прочим, здесь была вся «нейтральная», кроме, конечно, камердинера-француза, союзника своего хозяина, но относительно него мы с товарищем Ефремычем условились.
Старый огромный дом-дворец. Парк. Конюшни. Усадьбы.
Недурно жил батюшка товарища Ефремыча. Думал ли старик, что его сын отдаст задарма, подарит с радостью делу революции все то, что деды и отцы скопили трудом праведным и неправедным?
Посмотрел расположение комнат. Их было так много, что я и считать бросил. Да число их было мне неважно.
На всякий случай изучил их общий план расположения.
Все сосредоточивалось для меня только в четырех комнатах: столовой, гостиной и спальнях моей и французовой.
По расположению этих комнат выходило так, что моя комната по отношению к остальным являлась центральной.
Наружная стена моей комнаты с балконом и двумя окнами выходила в парк. Вторая внутренняя и глухая граничила с комнатой француза. В третьей стене была дверь в большую столовую. Четвертая же, опять глухая, отделяла от меня гостиную.
Инструменты у меня были в ручном саквояже. Слуховые и наблюдательные аппараты должен был к шести часам дня привезти товарищ Ефремыч.
Я, конечно, слазил и на чердак, тщательно осмотрел его, определил по глазомеру место потолков над моей комнатой и над комнатой француза.
Ползая по накату на чердаке, я наткнулся на целый склад старой рухляди, а может быть, и старинных ценностей: картин, ковров, оружия… Не удержался и извлек оттуда старинный турецкий кинжал – маленький ятаган. Он всегда мог при случае мне пригодиться, тем более что этого оружия у меня пока не было…
В семь часов вечера уехал обратно в город товарищ Ефремыч, доставив мне все необходимое для моей дальнейшей работы. Он даже задержался минут на тридцать против назначенного срока ввиду того, что не успели доделать ключа от комнаты француза по посланному мной восковому слепку. Теперь и этот ключ был у меня в руках.
В девятом часу прикатил с каким-то гостем и сам француз. Они прошли прямо в гостиную.
Взглянув в отверстие, проделанное в стене, я стал сверяться с имевшимися у меня фотографиями местных шишек. Установив, что приезжим был сам начальник контрразведки белогвардейского фронта, я стал слушать их разговор.
XIX. Подслушанный разговор
Беседа велась на русском языке. Очевидно, ротмистр, начальник контрразведки, по-французски не понимал ни бельмеса.
Француз говорил по-русски очень плохо, с сильным акцентом, коверкая русские слова…
Хотя они говорили о всяких пакостях, но мне волей-неволей пришлось их слушать, не упуская ни одного слова.