Лапа тут же отправилась в монастырь и попросила выполнить просьбу дочери, причем на этот раз вполне искренне, от всего сердца. Сестры ее выслушали, а потом предупредили: если Екатерина симпатичная, это может привести к чему-то вроде сексуального скандала, даже если в него будет вовлечен мужчина, который сам его спровоцирует. Но Екатерина вовсе не была красавицей, и теперь Лапа чувствовала себя от этого счастливой. Приходите к нам и сами на нее посмотрите, попросила она монахинь. Несколько умудренных жизнью вдовушек-монахинь пошли с отчаявшейся матерью к постели ее дочери и там решили, что внешность Екатерины была вполне заурядной, а поведение – благочестивым. Они сменили гнев на милость и приняли ее. Через несколько дней та поправилась и облачилась в черно-белые монашеские одеяния.
Скорее всего, Екатерина никогда не достигла бы высот монашеского поведения в монастыре, где в основном находились женщины, принадлежавшие к высшим слоям общества, однако ее более скромное происхождение не имело ничего общего с решением вступить в третий орден. Она не хотела жить в монастырском заточении и под неусыпным оком матери настоятельницы соблюдать суровую монастырскую дисциплину. Это объяснялось отнюдь не страхом перед строгостью жизни в монастырской общине. Наоборот, образ жизни, который она для себя уготовила, был настолько суровым, что она, наверное, считала его слишком жестоким даже для самого сурового монастыря. А вне монастырских стен она была свободна претворять в жизнь самые фанатичные стремления.
Теперь Екатерина продолжала подавлять то немногое, что осталось от ее плоти, еще покрывавшей кости. Для поддержания сил она в основном питалась Святыми Дарами, обычной пищей ее была лишь холодная вода и горькие травы, а привычная еда в ее диете была редкостью. Нормальное питание вызывало у нее тошноту, мышцы живота сводили судороги, которые вызывали такую боль, что, по словам ее исповедника, «все, что она переваривала, должно было выходить у нее оттуда же, откуда входило». Этот механизм жевания и сплевывания иногда не срабатывал, и маленький кусочек пищи – например, один боб – попадал ей в желудок. Тогда ее рвало, и все, что она съедала, выходило наружу. Но по собственному желанию она это делать не могла, а потому у нее вошло в привычку глотать по несколько стеблей укропа и других трав, чтобы вызвать спазмы желудка. (Знаменитая