Америка не посрамилась. Скучно там не было. И одиноко тоже. Америка жужжала, как огромный улей. Вика не понимала только одного: как может процветать страна при таком количестве трутней? Казалось, что половина улья делает мед, а другая половина его съедает. При этом рабочие пчелы не в обиде, они даже как будто радуются, что соты постоянно опорожняются и им снова есть куда вливать свой труд. Получается, что безостановочным процессом улей обязан трутням. И они несут себя гордо, великодушно уступая право работать тем, кто без этого не может жить.
Вике было здесь хорошо, она легко заводила знакомых и так же легко теряла их из виду. Не дружила, а приятельствовала, чем идеально вписывалась в стиль общения американцев. О работе в обычном смысле этого слова не было и речи – виза у нее была туристическая, без права на трудоустройство. Туристическим был и английский язык. Помесь исковерканных слов и отчаянных жестов могла до Киева довести, но вот собеседование с работодателем было исключено. В лучшем случае можно было устроиться нелегально, например, посудомойкой или поломойкой в придорожном кафе в самом захудалом штате. Но Вика помнила, что своими руками сотворила сибирского мэра. На понижение она пойти не могла. Это было бы оскорбительно для Сибири. А любовь к родине была тем сильнее, чем большее расстояние их разделяло.
Удача не оставляла Вику. У нее всегда был кусок хлеба, щедро намазанный арахисовой пастой. Она сама плохо понимала, как это происходит. Бывало, что в обед она не знала, будет ли у нее ужин и где удастся переночевать. Но как только голод выгонял ее на улицу, судьба протягивала ей гамбургер в виде случайного приключения.
В очередной такой вечер она проходила мимо уличных музыкантов как раз в тот момент, когда они изгоняли из своих рядов нетрезвую танцовщицу. Вика была трезвая, у нее были длинные ноги, и вообще все ее тело излучало радость. Это решило дело. Она была принята в группу на подтанцовку. Проблема с ночевкой и ужином была решена. Вике был выделен матрас в грязной квартире, которую гордо именовали творческой студией.
За одним кирпичом судьба кладет другой.
Однажды Вика танцевала, закрыв глаза, чтобы побыть наедине с музыкой, и вдруг услышала:
– Русская, эй. Ты русская?
– Я-то русская. А ты?
Это был самый глупый вопрос в ее жизни, потому что перед Викой стоял негр с баклажановым отливом.
– А я нет, – доверительно и на полном серьезе сказал он.
– Неужели? Ну и зря.
– Тебе не нравится Америка? – подозрительно спросил негр.
– А тебе?
– Это моя страна, я не могу говорить о ней плохо, – старательно выговорил негр.
– А я могу. Но мне лень. – И Вика снова закрыла глаза, обозначая конец диалога.
Негр не унимался:
– О-о, я